Маргерит ЮРСЕНАР

Первая постановка состоялась 27 января 1988 в Театре Рено-Барро в постановке Жана-Лу Вольфа, декорации Роберто Плате, костюмы Доминик Борг, свет Мишеля Даво, музыка Доминик Про, хореограф Каролин Маркаде,
Роли исполняли

Сир Лоран – Брюно Сермон
Брат Кандид – Лоран Ата
Пиа – Эва Сен Поль
Первая служанка – Аньес ван Мольден
Вторая служанка – Катрин Рети

Действие происходит в старой полуразрушенной усадьбе, недалеко от Сиены, в болотистой местности, в начале летнего дня.

СЦЕНА I

Сир Лоран,
Брат Кандид

Сир Лоран

Брат Кандид, вы уверены, что мы не ошиблись дорогой?

Брат Кандид

Думаю, нет, Монсеньер. Но разве можно знать наверняка, что идешь по верной дороге.

Сир Лоран

Я никогда не ездил этой дорогой… Я никогда не видел этой усадьбы. Может быть, я обознался… Может, это не то именье, куда я заточил ее больше десяти лет назад… Недавно я трижды дернул за веревку колокола. На третий раз очень старая женщина (должно быть, управляющая) высунулась из окна и кивнула. Но никто не вышел.

Брат КандиД

Теперь полдень, Сир Лоран. Люди спят. Они придут, когда закончится сиеста. А пока вам тоже необходимо отдохнуть в тени садовой ограды.

Сир Лоран

Спят… Она спит в какой-нибудь из верхних комнат… если еще жива… Но я не уверен, что это тот самый дом… Я знаю, тот был окружен рвами, они сообщались со стоячими болотами, как здесь … Но вряд ли воздух прежде был так губителен, как сейчас… Здесь родился мой отец. Здесь он вырос, впервые взял жену, перехитрил первого врага… Он часто возвращался сюда один, словно чтобы поговорить с самим собой о временах юности. Но ни разу он не взял меня с собой… если подумать, он никогда и никуда не брал меня с собой… Отец мой не любил меня.

Брат Кандид

Не думайте больше о грехах отца вашего, Сир Лоран.

Сир Лоран

Да, пора подумать о своих. Но если нас любят так, а не больше – это всегда наша вина.

Брат Кандид

Говоря так, вы уже думаете не об отце.

Сир Лоран

Знаете, в нашей семье все суровы к себе. Мы с отцом никогда и ничего друг другу не прощали. Мы тщились соблюдать определенные правила, так что некогда было спросить у себя – зачем… Проявляя суровость к себе, становишься суровым с другими, и под конец забываешь, как хрупки юные сердца. Мне нужно было помнить о том, что ей семнадцать лет… Было вам когда-нибудь семнадцать лет, брат Кандид?

Брат Кандид

Не так давно, Монсеньер. Ведь я еще очень молод. Дай Бог, чтоб я жил и учился у жизни.

Сир Лоран

Мне никогда не было семнадцать лет. В семнадцать лет я был в Болонском университете и изучал римское право. Потом случились войны, я жег деревни, не зная их названий, и служил государям, не зная их замыслов. Когда я вернулся, стареющий отец поручил мне управление землями, там рос хлеб, там рос виноград. Затем Сиена обошлась со мной точно так же, как отец – переложив на меня бремя управления. Я жил для других, или, по крайней мере, занимался другими. Говорят, по вечерам, летом, юноши выходят гулять за городские стены, украсив шляпы цветами. Я никогда не носил цветов… Никогда, если подумать, я не видел женской улыбки, с тех пор, как мне улыбалась мать, – но ее я уже почти не помню. А когда сам я стал искать жену…

Брат Кандид

Никто не осуждает вас, монсеньер.

Сир Лоран

И все же не думаю, что я выбрал ее такой молодой в силу чувственного влечения. Вряд ли можно знать наверняка: невыразимые вещи осузествляются в нас юез нашего ведома. Но тогда на нас нет греха: нельзя отвечать за то, что сокрыто от нас Господом. Потом, мне кажется, говорить все время о влечении – это значит упрощать наши грехи, словно у нашего тела один только орган, а у нашего инстинкта – одна лишь наклонность. Я знаю, желание ужасно, но есть и другие вещи, еще страшнее. Например, гордыня – преступление праведников. Я выбрал ее такой молодой, чтобы она была безупречна, я считал себя достойным обладать женщиной целомудренной.… И еще для того, чтобы она была покорна. Я считал себя достаточно мудрым, чтобы направлять ее жизнь, я представлял ее сидящей в моем доме возле лампы, подобно женщинам на алтарных картинах, которые держат на руках детей… Однако я не доверял ее молодости. Сам никогда не бывший молодым, я видел в ее молодости только несовершенство, или, по крайней мере, опасность. Я сразу же понял рядом с ней, что ее молодость – не только отсутствие прошлого, белая страница, где я могу аккуратно чертить прямые линии, – неизменно параллельные моей чести. То был избыток будущего, пустота, которую могла заполнить только целая жизнь. Словно корзина, которую надо было наполнить плодами, словно ладони, протянутые ко всему золоту мира, и отбрасывающие мою подачку. Тогда я испугался. Чтобы спасти ее от молодости, я окружил ее одиночеством. Я не понимал, что в ее возрасте одиночество это только ожидание. Ожиданием греха, брат Кандид.

Брат Кандид

Не думайте больше о грехах вашей жены, Сир Лоран.

Сир Лоран

Позднее, когда в наказанье ей я навсегда окружил ее одиночеством, я может быть только и смог, что погрузить ее в то ожидание навыворот, каким является сожаление. Может быть, не покаянием, а сожалением смог я ее окружить. Ах, не надо мне думать б этом, а то я снова ее возненавижу.

Брат Кандид

Сир Лоран, думайте лишь о собственном покаянии.

Сир Лоран

Прекратите говорить мне о долге, брат Кандид. От того, что он вечно у вас на устах, в конце концов он станет мне чужд… Господь не помогал мне. Я знаю, что не заслужил его помощи. Однако развратники имеют жен, подобных чистой воде, утоляющей жажду после пьянства, а транжиры находят в них сокровище, которое они не смогут промотать. Никогда Бог не помогает тем, кто старается жить праведно, он шлеь им испытания, или может быть, хочет оставить правосудие за собой. Я мог бы встретить женщину, чья душа была бы как лампа, что освещает все вокруг себя, как плечо, на которое может опереться рука. Она разделила бы со мной бремя добра, которое я хотел творить, потому что добро – я теперь это знаю, – порой тяжелее тысячи грехов. Но у нее не было души.

Брат Кандид

Монсеньер, у большинства женщин есть душа без посторонних побуждений.

Сир Лоран

О, вы не знаете женщин… Они вам исповедуются, и открывая вам свои проступки, может быть, находят тайное удовольствие в том, чтобы выставляться перед вами во всей наготе… но вы не знаете их, потому что ничего у них не просили. Знают тех женщин, которых умоляли, тех, от кого зависели… а вы ни одной из них не молили – кроме разве что Той, что непорочна.

Брат Кандид

Мне кажется, я знаю женщин. В моем селе девушки у колодца говорят о любви так, как будто ничего другого в мире нет. А старухи греются на солнце, и оно им последний друг. С сотворения мира они варили еду, стирали вечно грязное белье, несли бремя ребенка и бремя любви. И все же они молоды, как заря. Они любят. Когда любовь проходит, они забывают, а если не забывают – умирают, и это тоже очень просто. Все жившие на этой земле, начиная с Господа Бога, лежали в их лоне, под теплой звездою их сердец. Они не думают, они любят, а если ненавидят – значит, любят другого. Они не знают сомнения: самые бедные кормят своих детей грудью так, как будто жизнь стоит того. Все основано на их терпении, как на труде бедняков. Они не разделяют добро и зло так, как это делаем мы, но может быть, и сам Бог их не различает. Я предполагаю так, потому что он молчит. Они говорят, но слова их легки, и не нарушают нашего молчания. И все они, даже худшие, часто бывают близки Богу.

Сир Лоран

Подумать только, она здесь уже двенадцать лет. Подумать только, по моей воле она прошла этот путь пешком, как воровка. Да она и была такой: она лишила меня веры в собственную верность. Ужасная дорога…Дорога под солнцем.… Сегодня, я всю дорогу говорил себе: должно быть, она умерла. должно быть, я ее не увижу. Она умерла нарочно, мне назло.

Брат Кандид

Если она умерла, Монсеньер, однажды вы вместе предстанете Господу.

СИР ЛОРАН

Если она мертва, мне кажется, я умереть не смогу. А я хотел бы умереть скоро, как только все улажу. Вот видите: люди не меняются: я правлю свою жизнь так же, как прежде, пытался исправить эту бесплотную землю… Я почти уверен в ее смерти. На дороге некого было спросить. И эта пожилая женщина, кивнувшая мне, так и не вернулась. Войдя во двор, я обратился к тому согбенному крестьянину – наверняка он садовник. Полагаю, он глух, потому что ничего не ответил.

Брат Кандид

Он еще там. Подрезает розы.

Сир Лоран

Мне говорили, что тут по-прежнему растут розы. Я запретил. Я приказал их выкорчевать…(Зачем розы в болоте?) Они выросли снова, или же моего приказа ослушались. Вы, наверно, не знаете, что именно в нашем розарии все и произошло… Его сообщницами были розы.… Вот почему я не мог позволить… Я видеть не могу розы.

Брат Кандид

Не надо казнить Бога в его творениях – розах. Молитесь, Монсеньер.

Сир Лоран
Зачем молиться? Оттого, что звонит колокол? Он звонит все время. Ветер… Или может быть, все часы здесь перемешались, как болото и земля, как воспоминания у меня в памяти… Но я не знал, что дорога так длинна… Нет, не хочу молиться, я хочу ждать, а те, кто молятся, не ждут.

Брат Кандид

Я вижу женщину.
Сир Лоран

О

Брат Кандид

Не бойтесь, Монсеньер. Это только служанка. Ее сопровождает другая служанка. Обе они стары.

Сир Лоран

Нет, не спрашивайте их ни о чем. Мне страшно.

СЦЕНА II

СИР ЛОРАН, БРАТ КАНДИД, ОБЕ СЛУЖАНКИ

Брат Кандид

Женщины, выйдет ли ваша госпожа? Мой спутник болен.

Первая служанка

Что он говорит?

ВТОРАЯ СЛУЖАНКА

Это бродяги… Спрашивают, когда выйдет госпожа.

Сир Лоран

Они меня не узнали… Я постарел.

Первая служанка

Время полуденное. Госпожа спит. А потом она выйдет, свежая, как роза.

ВТОРАЯ СЛУЖАНКА

Госпожа спит… и улыбается во сне, потому что сны ее прекрасны.

Сир Лоран

Вы слышите, что они говорят, брат Кандид? А я то давно потерял сон.

Брат Кандид

Терпение, Монсеньер. Все мы однажды уснем.

СИР ЛОРАН

• « Такие времена
• » Федик и сирень