ЖАН ЖИРОДУ

Комедия в трех действиях

Перевод Ирины Волевич

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

ЮПИТЕР

МЕРКУРИЙ

СОЗИЙ

ТРУБАЧ

ВОИН

АЛКМЕНА

АМФИТРИОН

ЭКЛИССИЯ

ЛЕДА

ЭХО

ТАНЦОВЩИЦЫ

ДЕЙСТВИЕ IIEPBOE

Терраса дворца.

СЦЕНА ПЕРВАЯ

Ю п и т е р, М е р к у р и й.

Ю п и т е р. Она там, мой Меркурий!
М е р к у р и й. Где «там», Юпитер?
Ю п и т е р. Видишь освещенное окно, в котором ветерок колышет занавеску? Алкмена там. Стой, не двигайся! Может, нам повезет и мы увидим ее тень.
М е р к у р и й. С меня, конечно, и тени хватит. А вот вы, Юпитер, поистине достойны восхищения: с вaшими-то безграничными возможностями просиживать ночи напролет среди кактусов и терновника, и ради чего?! – ради одной только тени Алкмены, простой смертной! Ведь божественному взору Юпитера ничего не стоило бы взять да проникнуть сквозь стены дворца. А уж такая безделица, как ее туника…
Ю п и т е р. …И коснуться ее тела рукою невидимой, и сплестись с ней в объятии неощутимой…
М е р к у р и й. Да-да, вот ветер избрал такой же способ любви и преуспевает в оплодотворении не меньше вашего.
Ю п и т е р. Ах, Меркурий, ты ничего не смыслишь в земной любви!
М е р к у р и й. Да как же не смыслю, когда вы то и дело заставляете меня принимать человеческий облик! Я даже иногда влюбляюсь тотчас вслед за вами. Но обладание женщиной – безумно хлопотное занятие: ведь нужно суметь обольстить ее, потом раздеть, потом снова одеть, а коли вздумаешь расстаться с любовницей, изволь сперва ей разонравиться. Уф, ну и работка!
Ю п и т е р. Боюсь, ты так и не разобрался в ритуале любви к смертной женщине, – его положено строго соблюдать, и от одного этого уже ощущаешь блаженство.
М е р к у р и й. Ох уж этот мне ритуал…
Ю п и т е р. Сначала ты настигаешь женщину плавным, но энергичным шагом, соразмерным с ее поступью, и от единого этого ритма в сокровенных глубинах плоти зарождается взаимное влечение.
М е р к у р и й. Ну само собой разумеется, это первая заповедь.
Ю п и т ер. Затем прыжок – и твоя левая рука сжимает ей грудь, в которой слиты воедино добродетель и готовность утратить ее. Правой рукою ты прикрываешь ей глаза, дабы через тепло и линии твоей ладони тончайшим лепесткам женских век передалось сперва твое желание, а вслед за ними намерения твои, и конечная цель. Согласись, нужно же иметь хоть каплю жалости к женщине, которой ты собираешься овладеть, – так пусть хоть закроет на это глаза!
М е р к у р и й. Это вторая заповедь, и мне она давным-давно известна.
Ю п и т е р. И наконец, пленив смертную таким способом, ты развязываешь ей пояс и укладываешь на ложе – с подушками или без оных, смотря по тому, полнокровна она или нет.
М е р к у р и й. Ничего не скажешь, это третья и последняя заповедь.
Ю п и т е р. Ну а дальше? Что ты испытываешь потом?
М е р к у р и й. Что я испытываю потом? По правде говоря, ничего особенного, все одно, что с Венерой, что с любой другой.
Ю п и т е р. Но зачем же тогда спускаешься ты на землю?
М е р к у р и й. Беру пример с людей,- от нечего делать. Здесь такая плотная атмосфера и мягкая травка, – право, позавидуешь смертным. Приятно иногда приземлиться и размять ноги, хотя все эти их железяки и даже живые существа так пропахли бензином, что задохнуться можно, и потом, Земля, как вам известно, единственная планета, где водятся хищники…
Ю п и т е р. Взгляни на занавеску, скорей, скорей!
М е р к у р и й. Вижу, это тень Алкмены.
Ю п и т е р. О нет, пока еще не тень. То неуловимое, то призрачное, что легло на край занавеси, – это тень ее тени. .
М е р к у р и й. Смотри-ка, раздвоилась! Да они там обнимались! Увы! Не сын Юпитера так округлил ее силуэт, это всего-навсего ее супруг прижимался к ней! Ну и верзила! Вон он опять обхватил и целует ее, – ишь заладил! Надеюсь, с ней там и вправду ее муж, – а то мне просто обидно за вас!
Ю п и т е р. Да, это Амфитрион, ее единственная любовь.
М е р к у р и й. Теперь понятно, почему вы отказались от вашего божественного в`идения, Юпитер. Угадывать тень мужа, прильнувшую к тени жены, куда легче, чем узреть их супружескую игру, так сказать, воочию.
Ю п и т е р. Она там, мой Меркурий,- радостная, влюбленная…
М е р к у р и й. И весьма податливая, насколько можно судить отсюда…
Ю п и т е р. И пылкая…
М е р к у р и й. И вполне ублаготворенная, могу пари держать…
Ю п и т е р. И верная.
М е р к у р и й. Верная-то верная, только кому – супругу или самой себе,- вот что мне интересно.
Ю п и т е р. Тень исчезла… Алкмена, конечно, легла, распростерлась на ложе, чтобы забыться сном под пение счастливцев – соловьев.
М е р к у р и й. Не стоит завидовать этим птичкам, Юпитер. Уж вам-то известно, как мало значат они для женщин, когда дело доходит до любви. Вспомните, в кого только вы не превращались, чтобы понравиться женщине,- даже в быка, а вот в соловья ни разу. Нет-нет, главная опасность – в муже этой хорошенькой блондинки.
Ю п и т е р. Откуда ты знаешь, что она блондинка?
М е р к у р и Й. Она белокурая и розовая, лик ее рдеет как солнце, грудь сияет как заря, ну… а там, где полагается, поработала темная ночь.
Ю п и т е р. Болтун! Ты что, подсматривал за ней?
М е р к у р и й. Просто она недавно принимала ванну, и я на минуточку позволил себе обрести божественное зрение. Но вы не гневайтесь, я уже снова близорук
Ю п и т е р. Ты лжешь, бесстыжие твои глаза! Ты и сейчас ее видишь! Даже на твое лицо явственно ложится отблеск сияния, исходящего от этой женщины. Умоляю тебя, скажи, что она теперь делает?
М е р к у р и й. Ну вижу я ее, вижу…
Ю п и т е р. Она одна?
М е р к у р и й. Она склонилась над лежащим Амфитрионом. Смеется, приподнимает его голову, целует ее и опускает на подушку. Ах, скажите, какой страстный поцелуй, она даже сникла от изнеможения… Теперь она повернулась в нашу сторону. Смотри-ка, я ошибся, – она, оказывается, всюду белокурая!
Юпитер. А муж?
М е р к у р и й. Брюнет, жгучий брюнет, а соски цвета абрикоса.
Ю п и т е р. Болван! Я тебя спрашиваю, что он делает!
М е р к у р и й. Оглаживает ее как молодую кобылу. Сами знаете, он ведь знаменитый наездник.
Ю п и т е р. А Алкмена? .
М е р к у р и й. Убежала со всех ног. Взяла золотой кувшин, потихоньку вернулась и собирается окатить мужа свежей водой. Можете превратить ее в ледяную, если хотите.
Ю п и т е р. Чтобы он возбудился?! Ни за что!
М е р к у р и й. Ну в кипяток.
Ю п и т е р. О, тогда мне казалось бы, что я ошпарил Алкмену, ибо ее пылкая супружеская любовь делает мужа частью ее самой.
М е р к у р и й. Так как же вы намерены поступить с той частью Алкмены, которая не зовется Амфитрионом?
Ю п и т е р. Овладеть ею и оплодотворить.
М е р к у р и й. Но каким образом? Овладеть честной женщиной так же нетрудно, как и любой другой, главное – заманить ее в укромное местечко и покрепче запереть дверь.. Полуоткрытые двери – вот страж добродетели порядочной женщины.
Ю п и т е р. Ну так каков твой план?
М е р к у р и й. План божественный или человеческий?
Ю п и т ер. А что, есть разница?
М е р к у р и й. Видите ли, по божественному плану вы бы возвысили ее до себя, возлегли с нею на облаках, а несколько мгновений спустя она вновь очутилась бы под тяжестью своего весьма весомого героя.
Ю п и т е р. И так я лишил бы себя самого сладкого мига женской любви.
М е р к у р и й. Какого? Разве их несколько?
Ю п и т е р. Я имею в виду взаимность!
М е р к у р и й. Ах, взаимность! Нда… Тогда действуйте как человек: пройдите по маршруту «дверь – постель – окно».
Ю п и т е р. Но она любит только своего мужа!
М е р к у р и й. Так примите облик мужа.
Ю п и т е р. Да он от нее ни на шаг! Он вообще носа не высовывает из дворца. Право слово, после тигров самые злостные домоседы – это герои на отдыхе!
М е р к у р и й. Но что вам стоит удалить его?! Есть отличный способ выставлять героев из дому.
Ю п и т е р. Война, что ли?
М е р к у р и й. Именно. Заставьте Фивы объявить кому-нибудь войну.
Ю п и т е р. Беда в том, что Фивы давным-давно замирились со всеми своими врагами.
М е р к у р и й. Подумаешь, какая важность, – ну так пусть воюют с друзьями. Этакая небольшая дружеская услуга. И когда только вы перестанете строить иллюзии по поводу своего могущества! Мы боги, а значит, человеческие деяния нам не по зубам. 3десь, на земле, мы не у себя, а в гостях, так что на удачу особенно не рассчитывайте. Богу придется сотворить тысячи и тысячи чудес, добиваясь от Алкмены того, что самый неуклюжий поклонник запросто получил бы от нее, чуточку покривлявшись. Так что послушайтесь меня: повелите явиться воину с вестью о войне. Тотчас отправьте Амфитриона в действующую армию, сами примите его облик, меня, как только он отбудет, превратите в Созия, и я по секрету от всех шепну Алкмене, что Амфитрион уехал лишь для вида, но что он тайном вернется и проведет ночь во дворце… Ого, сюда идут! Давайте-ка спрячемся, не то нас обнаружат… Да нет, не надо специальной тучи, Юпитер, у них здесь на земле имеется кое-что получше, дабы скрываться от настырных кредиторов, от ревнивых мужей и даже от повседневных забот, – это гениальное демократическое изобретение, впрочем, единственно удачное на этой планете, – и зовется оно «ночь».

СЦЕНА ВТОРАЯ

Созий, Трубач, Воин.

С о з и й. Это ты нынче дежурный трубач?
Т р у б а ч. Я, с вашего позволения. А ты кто? Кого-то ты мне напоминаешь.
С о з и й. Вряд ли. Я Созий. Чего же ты ждешь, труби!
Т р у б а ч. А о чем оно будет, ваше объявление?
С о з и й. Сейчас сам услышишь.

• « Жужа из Будапешта
• » Жены польских солдат в Ираке