М е р к у р и й. Еще одно только слово, и я исчезаю. От сегодняшней встречи должен родиться ребенок, Алкмена.
А л к м е н а. И у нeгo, конечно, уже есть имя?
М е р к у р и й. Конечно, Гера…
А л к м е н а. Бедная малышка, ей не суждено родиться.
М е р к у р и й. Это мальчик, Геракл, и он родится. Все чудовища, наводящие cтраx на людей, все обломки хаоса, мешающие мирозданию, – все будет разметано и уничтожено Гераклом. Ваш союз с Юпитером зиждется на вечности.
А л к м е н а. А что будет, если я откажусь?
М е р к у р и й. Геракл должен родиться.
А л к м е н а. А если я убью себя?
М е р к у р и й. Юпитер воскресит вас, eгo сын должен родиться.
А л к м е н а. Дитя – плод адюльтера… никогда! Этот ребенок умрет, будь он сыном всех богов разом!
М е р к у р и й. Терпению богов есть предел, Алкмена. Вы злоупотребляете их любезностью. Тем хуже для вас. В конце концов, мы обойдемся и без вашего согласия. Узнайте же, что вчера…

Вбегает Э к л и с с и я.

Э к л и с с и я. Госпожа!
А л к м е н а. Что там такое?
М е р к у р и й. Это прибыл Амфитрион.
Э к л и с с и я. Нет, господин. Царица Леда пожаловала во дворец. Но, может быть, отослать ее?
А л к м е н а. Леда? Нет, пусть войдет.
М е р к у р и й. Правильно, Алкмена, примите ее, она даст вам множество полезных наставлений. Ну-с, я удаляюсь, надо отчитаться перед Юпитером о нашей беседе.
А л к м е н а. Вы передадите ему мой ответ?
М е р к у р и й. Так вам хочется навлечь на Фивы чуму и пожар? Хочется увидеть своего мужа в ярме раба? Я сообщу Юпитеру, что вы eгo ожидаете.
А л к м е н а. И вы солжете.
М е р к у р и й. Hичeгo страшного, женщины и отлично перекраивают утреннюю ложь в ночную правду. До вeчepa, Алкмена. (Исчезает.)
А л к м е н а. Эклиссия, скажи, какова собой Леда?
Э к л и с с и я. На ней платье из серебристой парчи, а по кайме вытканы лебеди, но так, что почти не бросаются в глаза…
А л к м е н а. Я спрашиваю о ее лице. Что на нем написано ­ жестокость, гордость?
Э к л и с с и я. Достоинство и умиротворение.
А л к м е н а. Toгдa спеши, приведи ее поскорее я придумала, как мне быть. Леда может спасти меня!

Э к л и с с и я выходит.

СЦЕНА ШЕСТАЯ

Л е д а, А л к м е н а

Л е д а. Прошу простить мой непрошенный визит, Алкмена.
А л к м е н а. О, напротив, Леда, как я ждала вас!
Л е д а. Это и есть будущая историческая комната?
А л к м е н а. Это моя комната.
Л е д а. Море и горы… как вы это удачно подобрали!
А л к м е н а. И главное – небо.
Л е д а. Ну, небо ему как раз безразлично… Так вы ждете eгo сегодня к вечеру?
А л к м е н а. Мне сказали, что это произойдет сегодня вечером.
Л е д а. Как же случилось, что вам так повезло? Вы, верно, без конца, приносили ему жертвы, поверяли свою печаль и тоску?
А л к м е н а. Вовсе нет. Я поверяла ему в молитвах мое счастье, мое благополучие.
JI е д а. Очень, умно придумано, – прекрасный способ привлечь к себе внимание. Вы уже видели eгo?
А л к м е н а. Нет. Это он вас прислал?
Л е д а. Ну, что вы! Я просто проезжала через Фивы, услышала новость, – и вот я здесь.
А л к м е н а. Хотели бы вы, Леда, опять увидеться с ним?
Л е д а. Да я его никогда не видела! Неужто вам неизвестны подробности моего… приключения?
А л к м е н а. Леда, правду ли гласит легенда,- то был настоящий лебедь?
Л е д а. А, я вижу, вы и в самом деле заинтересованы. Ну… до некоторой степени… это было птицеобразное облако… или даже, скорее, легкий вихрь, внезапно застывший в форме лебедя.
А л к м е н а. А перья у него были?
Л е д а. Алкмена, скажу вам откровенно: мне было бы грустно, если бы к вам он явился в том же образе, что ко мне. Не то чтобы я ревновала, но быть единственной в своем роде так приятно! Подумайте, сколько существует других птиц, гораздо более редких, чем лебеди!
А л к м е н а. Как мало существует птиц столь же благородных, но, не в пример лебедям, сторонящихся людей.
Л е д а. Да, вы правы.
А л к м е н а. Я не считаю, что лебеди глупее гусей или орлов. Они хоть поют…
Л е д а. Да, они поют…
А л к м е н а. Никто, правда, до сих пор не слышал лебединой песни, но они поют. А он – пел? Или говорил по-человечески?
Л е д а. Не то пел, не то щебетал, – вполне отчетливо… Смысла я, правда, не уловила, но синтаксис его был столь ясен, что сразу угадывались птичьи глаголы и относительные местоимения.
А л к м е н а. А правда ли, что его крылья при каждом взмахе мелодично звенели?
Л е д а. Совершенная правда, – знаете, так звенят цикады, только у них звук более резкий. Я провела пальцами по основаниям крыльев, – перья зазвенели нежней, чем струны арфы.
А л к м е н а. А как вас известили о его выборе?
Л е д а. Это произошло летом. Только что минуло равноденствие, и высоко в небе, меж звездами, все время возникали огромные лебеди. Они проплывали прямо надо мной, и мой муж потом в шутку говорил: «Вот т и угодила под лебедя!»
А л к м е н а. Ваш муж шутит по этому поводу?!
Л е д а. Мой муж не верит в богов. Поэтому в моем… случае он видит лишь игру воображения или повод к игре слов. Это, знаете ли, очень удобно.
А л к м е н а. Вы были застигнуты врасплох, взяты силой?
Л е д а. Взята приступом, но сколь нежным приступом! Внезапное касание чего-то… никогда человеческим пальцам – этому пучку червяков – не коснуться так легко! Внезапное объятие… никогда человеческим рукам – этим неуклюжим обрубкам – не обнять так умело, внезапное соитие в ритме неземном, небесном, астральном, вечном,- словом, это было упоительно! Да что я вам рассказываю: скоро вы и сами все узнаете не хуже меня.
А л к м е н а. Как он расстался с вами?
Л е д а. Я лежала. Он поднялся прямо надо мной. На несколько мгновений он наделил меня нечеловеческой остротой зрения, и потому я смогла проследить его, полет до самого зенита. Потом он скрылся .
А л к м е н а. И с тех пор – ничего?
Л е д а. Ну… отчего же? Благоволение самого Юпитера, поклонение его жрецов. Иногда тень лебедя падает на меня, – когда я вхожу в ванну, и никакое мыло не в состоянии стереть ее… Ветви груши – свидетельницы нашего свидания ­ склоняются передо мною, когда я прохожу мимо. Учтите, я не потерпела бы длительной связи даже с самим богом. Второй визит – это еще куда ни шло. Но он почему-то пренебрег этим знаком внимания.
А л к м е н а. Второй визит… быть может, мы его вам устроим… И что же, с тех пор вы блаженствуете? .
Л е д а. Блаженствую? Я бы не сказала. Но я по крайней мере благоденствую. Вот вы сами убедитесь, – этот вихрь страсти на всю жизнь опустошит и очистит все ваше существо.
А л к м е н а. А мое существо вовсе не нуждается в очищении. Но какая разница, – я все равно этого не увижу.
Л е д а. Ну так почувствуете. Это событие сорвет завесу слепоты с вашей любви к мужу, над вами никогда больше не нависнет гнет неизбежности, который лишает ваши супружеские объятия сладкого очарования любовной игры.
А л к м е н а. Леда, вы знaкoмы с Юпитером, так скажите, возможно ли растрогать его чем-нибудь?
Л е д а. Но я не знакома с Юпитером! Я видела eгo только в образе птицы!
А л к м е н а. А встретившись с ним как с птицей, какое мнение составили вы себе о нем как о боге?
Л е д а. Много логики в рассуждениях и весьма слабое знание женщин. Но он внимателен к любому замечанию и благодарен за самую ничтожную помощь. А почему вы об этом спрашиваете?
А л к м е н а. Я. решила отвергнуть любовь Юпитера. И я умоляю вас, помогите мне, спасите меня!
Л е д а. Спасти вас – от такой славы?!
А л к м е н а. Начнем с того, что я такой славы не заслужила. Разве могу я сравниться с вами – прекраснейшей из цариц и умнейшей из женщин? Кто еще, кроме вас, разобрался бы в птичьем синтаксисе?! Кто, кроме вас, смог бы изобрести письмо?!
Л е д а. Ах, но богам нет до этого никакого дела! Что толку учить людей писать, если боги никогда не научат их читать?!
А л к м е н а. Вы изучали астрономию. Вам известно, где у вас зенит, где надир. А я вечно их путаю. Вам, как звезде, уже и место в небе, заготовлено. Ваше тело от ученых занятий стало таким пышным и упругим, что, верно, оно сводит с ума всех богов и людей подряд. Стоит только разок взглянуть на вас, и сразу ясно: вы не просто женщина, но одна из тех живых статуй, сотни мраморных подобий которых украсят когда-нибудь живописнейшие уголки земли.
Л е д а. Ах, как мило! А мне-то наговорили о вас, что вы всего только молоды и недурны собой! Так что же вы задумали, моя дорогая крошка?
А л к м е н а. Я скорее убью себя, чем разделю ложе с Юпитером. Я люблю моего мужа.
Л е д а. Ну разумеется, вы больше никого и не сможете любить после свидания с Юпитером. Ни один смертный, ни один бог не посмеет и помыслить о вас!
А л к м е н а. Да, и я буду обречена любить мужа. Моя любовь к нему не будет плодом моего свободного выбopa. И этого он мне никогда не простит! . .
Л е д а. Ну-ну, не будем впадать в крайности! Сперва бог, потом муж, потом… Важен первый шаг!
А л к м е н а. Спасите меня, Леда! Отомстите Юпитеру за то, что он обнимал вас всего единожды, а теперь утешает поклонами какой-то груши!
Л е д а. Но как отомстить беззащитному белоснежному лебедю?
А л к и е н а. С помощью черного. Я объясню вам: займите мое место.
Л е д а. Ваше место?!
А л к м е н а. Та дверь ведет в темную спальню, где все приготовлено для отдыха. 3акутайтесь в мое покрывало, надушитесь моими духами. Юпитер попадется: в эту ловушку – и на свое же счастье. Ну неужели добрые приятельницы не могут оказать друг другу такую мелкую услугу?!
Л е д а. Да… по правде сказать… я не против. Ах, какая вы милая!
А л к м е н а. Отчего вы улыбаетесь?

• « Жужа из Будапешта
• » Жены польских солдат в Ираке