А м ф и т р и о н. Что ж тут скрывать, моя обожаемая жена, мы совсем не питаем ненависти друг к другу.
А л к м е н а. Когда ты со мной, ты уносишься мыслями вдаль, ибо ты уверен в своей жене, – так вспомнишь ли ты обо мне, когда будешь далеко? О, поклянись, что вспомнишь!
А м ф и т р и о н. Я уже думаю о тебе, дорогая.
А л к м е н а. Не оборачивайся же все время к луне! Я ревную к ней. Ну что хорошего сулит тебе этот холодный пустой шарик?!
А м ф и т р и о н. А эта белокурая головка?
А л к м е н а. Две вещи дарю я тебе – аромат и воспоминание. Как! Ты побрился? С каких это пор мужчины бреются, уходя на войну? Ты надеешься, – что гладкая кожа обратит в бегство твоих врагов?
А м ф и т р и о н. Да нет, я ведь все равно опущу забрало, а на нем – Медуза.
А л к м е н а. И это единственное женскoe лицо, на которое я позволяю тебе смотреть. О, ты порезался, у тебя кровь на щеке! Дай, я выпью эту каплю, первую каплю крови нынешней войны. Вы еще пьете кровь врагов там, на поле битвы?
А м ф и т р и о н. О да, взаимно, на наше здоровье.
А л к м е н а. Не шути так! Опусти скорее забрало, я хочу увидеть тебя таким, каким ты предстанешь взорам врагов.
А м ф и т р и о н. Приготовься содрогнуться от ужаса.
А л к м е н а. Ах, мне не страшна Медуза, когда она смотрит твоими главами. Тебе нравится, как у нее заплетены волосы?
А м ф и т р и о н. Это не волосы, это змеи, отлитые из чистого золота.
А л к м е н а. Настоящее золото?!
А м ф и т р и о н. Чистейшее, а эти два камня – изумруды.
А л к м е н а. О мой ветреный муж, как ты кокетничаешь с войной! Ты надеваешь для нее драгоценности, ты бреешься… А на мою долю остается щетина, позолоченные железки… Из чего сделаны твои поножи?
А м ф и т р и о н. Из серебра. А насечки платиновые.
А л к м е н а. Они не жмут тебе? Твои стальные наколенники гораздо более гибки и удобны для бега.
А м ф и т р и о н. А ты когда-нибудь видела бегущих генералов?
А л к м е н а. Я вижу другое: на тебе нет ни одного моего подарка. Ты оделся как на свидание с другой женщиной. Признайся, ты идешь сражаться с Амазонками! Если ты падешь от руки этих бесноватых, мой дорогой супруг, на тебе не найдут ни единого украшения, ни единого амулета с именем твоей жены. Ах, мне досадно! Дай я хоть укушу тебя в руку, прежде чем ты покинешь меня! Что за туника на тебе под кирасой?
А м ф и т р и о н. Розовая, с черными галунами.
А л к м е н а. Ах, так это она светится в разъемах доспехов при каждом твоем вздохе?! Ты одет как утренняя заря. Вздохни, вздохни еще раз и дай мне хоть мельком увидеть твое сияющее тело среди мрака этой печальной ночи… Ты не торопишься уходить, значит, ты любишь меня?
А м ф и т р и о н. Да, я жду лошадей.
А л к м е н а. Подними повыше свою Медузу. Пусть звезды… Смотри, они сразу засияли вдвое ярче. Счастливцы, они будут указывать тебе путь!
А м ф и т р и о н. Генералы не читают свой путь по звездам.
А л к м е н а. Ах да, это делают адмиралы. Выбери одну из звезд, и будем оба глядеть на нее в этот ночной час. Соединим наши взгляды хотя бы таким банальным и далеким путем.
А м ф и т р и о н. Я выбираю Венеру, нашу общую знакомую.
А л к м е н а. Нет, я не доверяю Венере. Обо всем, что касается нашей любви, я позабочусь сама.
А м ф и т р и о н. Вот Юпитер – тоже красивое имя.
А л к м е н а. А есть ли звезды без имени?
А м ф и т р и о н. Вон та, маленькая,- астрономы называют ее безымянной звездой…
А л к м е н а. И это тоже имя… Которая же из них освещала твои победы? Расскажи мне о своих победах, дорогой. Как ты их одерживаешь? Доверь их тайну своей жене. Не правда ли, ты сражаешься с моим именем на устах, сокрушая им вражеские ряды, позади которых осталось последнее достояние, что прячут У себя за спиной, – жена, дом, дети?
А м ф и т р и о н. Вовсе нет, моя дорогая.
А л к м е н а. Так расскажи!
А м ф и т р и о н. Значит, так: сперва я смыкаю левое крыло с правым, затем раскалываю их правое крыло тремя четвертями мoeгo левого, а затем непрерывно атакую оставшейся четвертью левого крыла, – вот так я и побеждаю.
А л к м е н а. Какой прекрасный птичий бой! Сколько же битв ты выиграл так, о мой орел? А м ф и т р и о н. Одну, одну-единственную.
А л к м е н а. О возлюбленный супруг, эта единственная победа принесла тебе больше славы, чем другим – целая победоносная жизнь! Но завтра ты одержишь вторую, не правда ли? И ты ведь вернешься, тебя не убьют!
А м ф и т р и о н. Спроси у судьбы.
А л к м е н а. Нет, тебя не убьют. Это было бы слишком несправедливо. Генералы и военачальники не должны погибать.
А м ф и т р и о н. Это еще почему?
А л к м е н а. Как «почему»? Потому что у них самые красивые жены, самые роскошные дворцы, самая громкая слава. У тебя самая массивная золотая посуда во всей Греции, дорогой. Из-под такого груза человеческой жизни выпорхнуть не под силу. И наконец, у тебя есть Алкмена.
А м ф и т р и о н. Да, и мысли об Алкмене помогут мне убить побольше врагов.
А л к м е н а. А как ты их убиваешь?
А м ф и т р и о н. Я пронзаю их своим дротиком, пригвождаю к земле копьем и, погрузив им в горло меч, оставляю его в ране.
А л к и е н а. Так после каждого убитого врага ты остаешься безоружный, как пчела, потерявшая жало? Я больше не смогу спать спокойно, твой метод чересчур опасен. Много ли воинов ты убил таким приемом?
А м ф и т р и о н. Одного, одного-единственного.
А л к м е на. Как ты великодушен, дорогой! Но он был царем или генералом?
А м ф и т р и о н. Нет, то был простой солдат.
А л к м е н а. Как ты скромен! Ты не из тех снобов, которые даже в смерти делят людей на сословия. Даровал ли ты ему хоть одно мгновение между копьем и мечом, чтобы он узнал тебя и понял, какую честь ты ему оказываешь?
А м ф и т р и о н. Да, он умоляюще смотрел на мою Медузу и слабо, боязливо улыбался окровавленным ртом.
А л к м е н а. Назвал ли он тебе свое имя перед тем, как умереть?
А м ф и т р и о н. Нет, то был неизвестный солдат. Таких довольно много – в отличие от звезд.
А л к м е н а, Ах, почему он не назвал себя?! Я бы воздвигла ему памятник во дворце и возлагала на него цветы и приношения. Ни одну тень в царстве Плутона не почитали бы выше, чем тень убитого моим супругом! О дорогой муж, как я ликую, зная, что ты человек одной победы, одной жертвы! Быть может, потому тебе суждено всю жизнь быть мужем лишь одной женщины. Вон твои кони! Поцелуй меня.
А м ф и т р и о н. Нет, у меня иноходцы… Но я все равно могу поцеловать тебя. Спокойно, дорогая, не прижимайся ко мне слишком пылко, у меня кругом железо, как бы не насажать синяков…
А л к м е н а. Ты меня чувствуешь сквозь кирасу?
А м ф и т р и о н. Я слышу биение твоей жизни и ощущаю тепло твоего тела, во все поры моей кожи и разрезы одежды, куда может проникнуть стрела, проникаешь сейчас ты.
А л к м е н а. Тело – та же кираса. Часто, лежа в твоих объятиях, я чувствовала, что ты холоднее и дальше от меня, чем сейчас.
А м ф и т р и о н. Часто в моих объятиях ты была холоднее и печальнее, чем сегодня. А ведь я тогда собирался на охоту – не на войну. Ну вот ты и улыбнулась. Я бы сказал, что объявление этой войны исцелило тебя от какой-то тайной грусти.
А л к м е н а. Недавно утром под нашим окном заплакал ребенок. Ты не видишь в этом дурное предзнаменование?
А м ф и т р и о н. Боги шлют предзнаменования ударом грома в ясном небе и еще в виде тройной молнии.
А л к м е н а. Небо было ясным, когда плакало дитя. Для меня это худший признак.
А м ф и т р и о н. Не будь суеверной, Алкмена. Придерживайся официальных примет чуда. Может, твоя служанка разродилась дочерью – уродиной или шестипалой?
А л к м е н а. Нет. Но сердце мое сжималось и слезы текли по щекам, когда я силилась улыбнуться. Мне чудилось, что над нашим счастьем нависла страшная угроза. Благодарю богов – они послали нам всего лишь войну, и я почти утешена, – лучше уж война, чем другая, неведомая опасность. Это всего-навсего война!
А м ф и т р и о н. А чего же нам бояться, кроме войны? Нам повезло: мы молоды, мы живем на молодой планете, где и злодейства-то пока caмыe немудреные – насилия, отцеубийства, кровосмешения. Мы окружены всеобщей любовью. Стоит нам захотеть, и мы победим даже смерть. Так что же может нам угрожать?
А л к м е н а. Наша любовь под угрозой. Я боюсь, что ты мне изменишь. Мне все время чудится, что ты в объятиях другой женщины.
А м ф и т р и о н. Одной или :многих?
А л к м е н а. Одна или тысяча – какая разница?! Для Алкмены ты был бы потерян навсегда. Любая измена смертельно оскорбляет любовь.
А м ф и т р и о н. Ты прекраснейшая из гречанок!
А л к м е н а. Вот я и боюсь не гречанок, а богинь или иностранок.
А м ф и т р и о н. Что-что?
А л к м е н а. Начать хоть с богинь. Они рождаются из облака или из волн, – с бело-розовой кожей, хотя у них нет ни румян, ни пудры, С нежной грудью и небесным взором; внезапно они обвивают вас ногами и цепкими руками в нерасплетаемом объятии. О, как, должно быть, трудно сопротивляться им!
А м ф и т р и о н. Ну да, мало кто устоял бы… Kpоме меня, разумеется.
А л к м е н а. Но они богини, а потому гневаются из-за пустяков и требуют обожания. Они тебе не понравились бы, правда?
А м ф и т р и о н. Да мне и иностранки не пришлись бы по вкусу.

• « Жужа из Будапешта
• » Жены польских солдат в Ираке