Ю п и т е р. Если слово «влюблен» происходит не только от слова «любострастие», но также и от слов «пугливая лань», «цветущий миндаль», то тогда знай, Алкмена, я и вправду влюблен в тебя.
А п к м е н а. Это моя последняя надежда. Если бы вы не были влюблены, вы, не колеблясь, силой навязали бы мне свою любовь, чтобы покарать за неповиновение.
Ю п и т е р. А я нравлюсь тебе хоть немного?
А л к м е н а. И вы еще в этом сомневаетесь? Иначе разве я чувствовала бы себя до такой степени виновной в том, что изменяю мужу с богом – с богом, который внушает мне такое отвращение к его объятиям? Да если бы вы мне не нравились, я погубила бы свое тело, но честь моя и душа остались бы чистыми.
Ю п и т е р. Ты отталкиваешь меня именно потому, что любишь? Ты сопротивляешься оттого, что ты вся моя?
А л к м е н а. Да, это и есть любовь.
Ю п и т е р. Сегодня вечером ты вынуждаешь Олимп изъясняться непривычно изысканным слогом.
А л к м е н а. Ничего, это ему не повредит. Не забывайте, однo-единственное, даже самое невинное слово из вашего словаря богов несет в себе жестокую разрушительную силу.
Ю п и т е р. Тебе ли не знать, что сегодня Фивам ничто не угрожает?!
А л к м е н а. Тогда почему что-то должно грозить Алкмене? Почему вы мучаете меня, за что разбиваете идеальный брак, зачем вам понадобилось вкусить минутное счастье и оставить после себя пепелище?
Ю п и т е р. Это и есть любовь.
А л к м е н а. Ах, отчего эта любовь пробудилась в вас, когда я стала женщиной и женой?! Быть может, молодой девушкой и я полюбила бы вас!
Ю п и т е р. Твое совершенство – это совершенство женщины и жены. Тебе нужен был супруг, чтобы ты стала такой, какая ты есть.
А л к м е н а. Так пусть мой супруг и наслаждается моим совершенством разве это не справедливо?
Ю п и т е р. А он и наслаждается – уже довольно давно и притом один. Уж если соблюдать справедливость до конца, то каждому мужчине в мире я должен был бы позволить прожить один день с тобою, дабы вкусить всю сладость бытия.
А л к м е н а. От справедливости я большего и не ждала. Но от вас я вправе ожидать большего.
Ю п и т е р. И ты заблуждаешься. Да и вообще, если уж я спустился с небес в божественном обличье и при стольких свидетелях, так вовсе не для того, чтобы выслушать твои мольбы и отступиться. Не годится подрывать авторитет богов. Почему ты так недоверчиво улыбаешься?
А л к м е н а. О, вам не убедить меня в том, что небо способно привести двух человек в жертву общественному мнению.
IO п и т е р. Ты проницательна, Алкмена. Истинная причина заключается в другом: я люблю тебя.
А л к м е н а. Да, возможно, вы меня любите, – после той, что любили вчера, и перед той, что полюбите завтра. Я привлекаю вас постольку, поскольку похожа на них. Так идите же к другим женщинам! В любой из них вы обретете меня.
Ю п и т е р. Вот тут ты и не права у тебя как раз нет ничего общего с твоими земными сестрами, ты не походишь ни на одно создание божье. Если бы ты знала, как я устал от того, что не находил в прежних своих любовницах ни цельной души, ни цельного тела! Одна из них ласкалась как кошечка, другая была неистовей бури, третья резвилась как дитя… И тщетно я каждый раз убеждал себя, что убиваю сразу двух зайцев, что я обнимаю всю живую природу, что это большое удобство, – я все равно покидал каждую из них раздосадованный, как обсчитанный покупатель. В тебе же, напротив, все только твое. Впервые я вижу человеческое лицо, достойное человеческой любви. Это жизнелюбие, это спокойствие, что другие женщины надевают и снимают как маску, – они неотъемлемы от тебя, они – твое сердце, твоя нагота. У тебя ничего нельзя похитить, не похитив тебя всю. И хоть единожды в своей бесконечной жизни я хочу обладать цельным существом!
А л к м е н а. Просто вы плохо присматривались, Юпитер. Род человеческий весь таков, как я.
IO п и т е р. О незнакомка, непохожая на всех, приди же, приди в мои объятия!
А л к м е н а. Чтобы несколько часов спустя из ваших объятий вышла женщина, печально известная и печально похожая на первую встречную? И потом, что мне делать в ваших объятиях, чего до меня не делали другие?
Ю п и т е р. Хочешь, я удвою для тебя силу наслаждения?
А л к м е н а. Вы и так уже создали наслаждение таким, что малейшее усиление превратит его в пытку. Самое большее, что вам удастся, – вырвать сердце у меня из груди.
Ю п и т е р. И вместе с ним твою любовь к Амфитриону, Алкмена.
А л к м е н а. И вместе с ним поклонение вам, Юпитер. То поклонение, котopoe вы не соизволили заметить, те восхваления, что вы не расслышали в хоре других молитв. Знаете, я даже слегка обижена таким безразличием, Юпитер. В мире была я женщина, которая поклонялась вам не по обычаям предков, а по велению сердца, чьи ритуальные жесты были не просто движениями, заученными с детства, а знаками доверия и признательности. Но вы увидели другое. Вы отличили эту женщину среди прочих за ее нос и зубы.
Ю п и т е р. Дорогая Алкмена…
А л к м е н а. Вы хотите, чтобы я больше не доверяла ветру, пряталась о солнца, избегала воды? Вы хотите живую женщину превратить в мраморную статую? Вы не правы, о, как вы не правы, Юпитер! Позвольте мне предложить вам нечто большее, чем любовь. Сладость любви вы можете вкушать и с другими. Но я была бы рада, если бы между мной и вами возникла более важная и более прочим связь, и я единственная из женщин могу вам ее подарить. Я предлагаю вам…
Ю п и т е р. Что?
А л к м е н а. Дружбу. /
Ю п и т е р. Дружба… Что за слово? В первый раз слышу. Объясни-ка!
А л к м е н а. В самом деле? О, как я счастлива! Да, теперь я без колебаний предлагаю вам свою дружбу. И уж она-то чиста, вы познаете ее первый.
Ю п и т е р. Дружба… дружба… Что же ты разумеешь под этим словом? Оно часто употребляется на земле?
А л к м е н а. Слово-то употребляется часто.
Ю п и т е р. Дружба… С высоты Олимпа некоторые явления вашей жизни ускользают, знаешь ли, от нашего внимания. Я слушаю тебя. Постой, скажи, когда люди, укрывшись от чужих взоров, вот как мы с тобой, вытаскивают из лохмотьев золотые монеты и пересчитывают, целуя их, любуясь ими, это что – дружба?
А л к м е н а. Нет, это зовется скупостью.
Ю п и т е р. А вот когда встает полная луна и некоторые люди, устремив на нее взор, встают нагие с постелей и, гладя свое тело, купаются в лунном свете, это кто – друзья?
А л к м е н а. Нет, это лунатики.
Ю п и т е р. Так что же такое дружба? Это страсть?
А л к м е н а. Безумная страсть.
Ю п и т е р. В чем ее смысл?
А л к м е н а. Ее смысл? Ей предаешься всем существом, забывая о смысле.
Ю п и т е р. Что ж, мы придадим ей и смысл, это в нашей власти. Что же творит дружба?
А л к м е н а. Она сводит вместе самые, казалось бы, несовместимые существа и делает их равными друг дрyгy.
Ю п и т е р. И таким способом ты согласилась бы соединиться со мной?
А л к м е н а. С радостью! Из вас должен выйти превосходный друг. Дружба повелителя богов, того, кто волен все разрушить и, все создать,- вот достойная дружба для женщины, достойной этого имени. Я могу быть сколь угодно счастлива в любви – это общедоступная радость, но я буду единственной в мире женщиной, имеющей друга. Так что же, соблазняет вас дружба со мной?
Ю п и т е р. Сладость дружбы… Начинает соблазнять.
А л к м е н а. Как приятно было бы увидеться с вами, когда мне надоест общество людей!
Ю п и т е р. А что я должен делать, став твоим другом?
А л к м е н а. В ту минуту, когда мне наскучит общество людей, вы возникнете предо мною; вы молча сядете на приступку моего дивана и при этом не будете нервно выщипывать шерсть из леопардовой шкуры, – иначе это уже любовь, ­ нет, вы спокойно посидите тут и вдруг исчезнете. Но я-то буду знать, что вы приходили. Вы понимаете?
Ю п и т е р. А я должен молчать? Или мне можно поговорить с тобой?
А л к м е н а. Отчего же, мы будем й беседовать. Вы расскажете мне о ваших печалях и радостях, о вашей работе, – ну, например, о сотворении мира.
Ю п и т е р. Сотворение мира?! Так оно интересует тебя?
А л к м е н а. Бесконечно, а ведь мне о нем почти ничего не известно. Я знаю только, как в одно прекрасное утро у вас возник гениальный замысел создания воды и гениальное представление о самой воде. 3атем… колебания эфира, контррефракция, первичная рефракция… вот, кажется, и все, что я могу припомнить. Но остальное для меня тайна, и я сгораю от нетерпения узнать ее от вас. Разве это дурно?!
Ю п и т е р. Дорогая моя Алкмена!
А л к м е н а. Не усмехайтесь так, Юпитер, не будьте жестоким! Неужто вы никогда ни в чем не не уступили кому-нибудь из ваших созданий?
Ю п и т е р. Не, мне ни разу не представился случай.
А л к м е н а. Ho вот я вам его предоставляю! Не упускайте же!
Ю п и т е р. Встань, Алкмена! Настала пора вознaгpадить тебя за все. С самого утра я любуюсь твоим мужеством и упорством. Я восхищаюсь тем, как ты прямодушна в своих увертках и как искренна в своей лжи. Ты растрогала меня, и я отказываюсь от нас c тобой, – только прошу тебя, придумай какую-нибудь правдоподобную отговорку для фиванцев.
А л к м е н а. А зачем фиванцам знать о вашем отказе? Пусть хоть целый свет считает меня вашей любовницей, я с радостью приму это испытание и, уверяю вас, Амфитрион тоже. Разумеется, у нас найдутся и завистники, но как приятно будет пострадать за вac!
Ю п и т е р. Приди же в мои объятия, Алкмена, и давай попрощаемся.
А л к м е н а. О, я спешу броситься в объятия друга!
Г о л о с с н е б а. Прощание Алкмены и ее возлюбленного Юпитера.
А л к м е н а. Вы слышали?
Ю п и т е р. Гм… да… слышал.
А л к м е н а. «Ее возлюбленного Юпитера»?
Ю п и т е р. Возлюбленным может быть и друг, и потом, голос с неба всегда изъясняется несколько… иносказательно.
А л к м е н а. Мне не по себе, Юпитер, сердце мое дрогнуло при этих словах!
Ю п и т е р. Ну-ну, успокойся.
Г о л о с с н е б а. Прощание Юпитера с его возлюбленной. Алкменой!
Ю n и т е р. Это все шуточки Меркурия. Я сейчас наведу там порядок. Но что с тобой, Алкмена? Отчего ты так бледна? Клянусь тебе, я принял твою дружбу.

• « Жужа из Будапешта
• » Жены польских солдат в Ираке