Зелинский (оправился, сел). Да-да, пожалуйста! (Скупеню.) Кто знает, может, ты и прав…
Входит Петрика, за мим проскальзывает Чижик.
Петрика. Гражданин директор вызывал меня? Зелинский. Да, прошу садиться. (Чижику.) Вам что надо?
4 и ж и к. Мне — ч го надо? Ничего мне не надо. Сказать кое-
что надо.
Зелинский. Что-нибудь серьезное? Л то давайте отложим, я занят.
Ч и ж и к. Почему несерьезное? Серьезное.
Петрика. Ему говорить, как мне танцевать. Раз хочет сказать — пускай скажет, гражданин директор. А и подожду, мне не к спеху.
Зелинский (Чижику). Говорите.
Чижик. Я хотел бы самокритично.
Зелинский. Что?
Чижи к. Самокритично, говорю. Я тут дирекции нахамил, а вы­ходит, напрасно. Самокритично признаю.
3 е л и н с к и и. Вот это красиво, молодой человек.
Чижик. Что ж тут красивого? Долг. Я подрывал доверие трудя­щихся масс к дирекции, сеял слухи — чуждый, мол, элемент. Оказывает­ся, напротив, дирекция возглавила технический прогресс. У дирекции социалистический подход. Я был бы последней скотиной, если бы не признал.
Зелинский. Очень рад, Чижик, что мы расстаемся с вами по-хорошему.
Чижик. А зачем расставаться?
Зелинский. Вы просили освободить вас?
Чижи к. Просил, собирался на Новую Гуту.
Зелинский. Помню.
Чижик (с усилием). Можно помнить, а можно и забыть.
Зелинский. Хотите остаться?
Чиж и к. Почему не остаться, можно и остаться. Есть настоящая работа — есть и желание работать.
Петрика. Была бы у него охота, а работник он первый сорт, и руки у него и голова — дай бог всякому. Непоседлив только очень, одно слово — Чижик, птичка.
Чижи к. Засади птичку в клетку…
Скупень. Сейчас перед вами раскрываются просторы, верно, товарищ Чижик?
Зелинский. Не возражаю, если останетесь, правда, меня это уже не касается. Вряд ли, однако, вы превратите Дембновец в Новую Гуту.
Чиж и к. Почему не превратить, может, и превратим. Такие вре­мена. А ребята говорят, что с нашей дирекцией — э-эх! — в огонь и воду.
Зелинский (обрадованно). Так говорят? Ну!
Чижик. Чего им не говорить?
Скупень. Да тебе-то что до этого, ты…
Зелинский (быстро). Ладно, Чижик, ладно, возвращайтесь в цех. Там видно будет.
Чижик уходит.
Ну, пан Петрика, поздравляю. Вы — герой.
С к у п е н ь. Примите и мои поздравления.
Петрика. Э, да что там. Ежели бы не гражданин директор, вы­летел бы я в трубу, осрамился бы на старости лет, а?
Зелинский. Идея — ваша, а идея — это все.
Петрика. Идея, оно, Конечно, идея. Но практика показывает — ярошу извинения у гражданина директора, — что от одной идеи ребенок не рождается.
Зелинский. Ваша заслуга ничуть не меньше оттого, что кто-то оказал вам техническую помощь. Технически грамотных людей у нас немало.
Скупень. Как, например, гражданин директор. Он всегда помог бы вам, если бы захотел.
Петрика. О, если бы захотел, конечно, помог бы!
Скупень. Да захочет ли? Не до того сейчас ему.
Зелинский (быстро). Не важно, кто помог, важно, что по­лучилось.
Петрика. А ведь получилось — никто ничего не скажет.
Зелинский. Как же! Мы сократили производственные опера­ции — раз, серьезно сэкономили на электроэнергии — два. Дадим про­дукции двадцать процентов сверх плана. Скажете мало?
Скупень. Пятьдесят…
Зелинский. Что пятьдесят?
Скупень. Я говорю, что пятьдесят — это больше.
Зелинский (Петрике). Понятное дело, Петрика, премия вам обеспечена. Подпишу представление еще до… еще сегодня.
Петрика. Спасибо, пан директор.
Зелинский (поднимаясь от стола). Ну, поздравляю еще раз и желаю вам новых творческих замыслов.
С к у и е н ь. Л один такой уже есть, Петрика?..
Петрика. Скрывать не буду — есть.
Скупень. Дать бы этому замыслу ход — э-эх! — всех как есть вызовем на соревнование, только держись. А сюжет-то какой… Не стоит, Глобус, тебе рассказывать — дразнить только. Ведь ты все равно…
3 е л и иски и. Какой замысел, Петрика?.. Ну, ну!
Петрика. Да я так рассудил, пан директор, что ежели мы уже увеличили число оборотов, так почему бы нам не выжать побольше из мотора? Удвоить скорость машины, а? Опыт недорогой, я подсчитал.
Зелинский. Аи да Петрика! Да ведь и я об этом думал. Не да­лее как сегодня ночью пришло мне в голову: что если переоборудовать моторы? Лишь бы только передача выдержала, а?
Петрика. Выдержит. Тут простая комбинация, могу чертеж по­казать.
3 е л и н с к и и. Смотрите-ка, у него и чертеж готов.
Петр гтк а. Готов, гражданин директор.
3 е л и н с к и и. Дьявольски любопытно.
Скупень. Слов нет. Только тебя это уже не касается, ты •уезжаешь.
Зелинский. Вот черт, заладил; не касается, не касается…
Петрика. Разве гражданин директор уезжает?
Скупень. Уезжает. В Варшаву — лучшее место предвидится.
Жаль упускать случай. Удивляться не будем, пан Петрика. Рыба ищет, где глубже, человек, где лучше, а?
Звонок телефона.
Зелинский (поднимает трубку). Слушаю. Так… Что?.. Ничего не понимаю. Какую пижаму?.. Постой, сейчас… Что? Видишь ли… Да, да. Дай мне тоже сказать… Что?.. Да нет же. Нет!! Я вовсе не кричу. Наконец-то: слушай… Можешь меня не укладывать. Я не еду. Нет, не ослышалась. Не еду. Ни завтра, ни послезавтра,— вообще не еду… Что?.. Остаюсь, вообще остаюсь… Что поделаешь? Поступай, как знаешь… По­нимаю, понимаю… Запомню… Говорю: запомню… Счастливо! (Опускает трубку, Скупешо.) Она уезжает. Если я одумаюсь, смогу найти ее в Варшаве. Сколько раз уж так бывало, но, как правило, одумывалась она. Рассчитываю: вернется через неделю, не позже. (Петрике.) Пожа­луй, сегодня не успеем, давайте завтра. По-моему, замысел стоющий. Отличный замысел! (Подымает трубку другого телефона.) Панна Эля, прошу на завтра, к восьми… (Вспомнил, сладко.) Прошу к восьми при­гласить ко мне Фрончака и Гжелевича… Что?.. Нет, не надо. Это совсем новое дело. (Кладет трубку, Петрике.) Вместе и обсудим.
Петрик а. Так я пойду, гражданин директор.
Зелинский. Идите, пан Петрика.
Петрика. Хотелось бы мне сказать гражданину директору…
Зелинский. Говорите.
Петрика. Да что зря язык распускать, когда можно короче… (Энергично жмет ему руку, уходит.)
Скупень (после паузы). Не пожалеешь, Глобус, поверь мне.
Зелинский. Не знаю. Может быть, и пожалею. Но, знаешь, это затягивает. Как тут Чижик сказал — такие времена?
Скупень. Да, затягивает. Если б я не боялся красивых слов, я ска­зал бы даже: захватывает!
Зелинский. Зачем говорить? На словах всегда как-то хуже выходит.
Скупень (со вздохом). Тебе хорошо, ты не писатель.
Стук в дверь.
Менгожевский (входит разрумяненный). Добрый день, пан директор! Позволю себе принести поздравление. Пан директор предста­вить себе не может, до чего я рад. Я всегда говорил, что если пан ди­ректор что-нибудь делает, то пан директор зачем-нибудь да делает. Зная с давних пор неиссякаемую энергию и инициативу пана директора…
Зелинский. Вы с чем пожаловали, пан Менгожевский?
Менгожевский. С планом, пан директор, с планом. Как же? Все спроектировано, сбалансировано, есть все приложения, добавления. Осмелюсь заметить: был момент, когда кое-кто пытался уверить меня — меня!—что, дескать, у пана директора не получается и что вся моя ра­бота ни к чему. Такая работа! Но я слишком хорошо знаю выдающиеся способности пана директора, чтобы…
Зелинский. Придется все переделать, пан Менгожевский.
Менгожевский. Что?!
Зелинский. Придется, говорю, переделать. Это уже ни к чему.
Менгожевский. Прошу извинения, осмеливаюсь… То есть, как это переделать?! Ведь все сходится. Пан директор изволил распорядить­ся, я запланировал увеличение продукции в среднем на двадцать про­центов. Достигнуто двадцать два. Все приложения и дополнения налицо. Остается пану директору подписать, а я…
40
Зелинский. Пан директор на днях передаст вам новые данные. Повышаем план, пан Менгожевский.
М е н г о ж е в с к и и. Позвольте…
Зелинский. Я говорю простые вещи, пан Менгожевский.
Менгожевский. Прошу извинения, пан директор, но в бухгал­терии не существует простых и непростых вещей. Существуют, с вашего позволения, цифры, статьи, актив, пассив, сальдо… А если все нару­шается — сегодня одно, а завтра другое…
Зелинский. Как вас прикажете понимать, пан Менгожевский?
Менгожевский. Прошу извинения… Я собирался в отпуск… Завтра… Там жена…
Зелинский. Поедете через неделю… А то возьмете отпуск зимой.
С к у п е н ь. Советую в Закопане. На лыжи.
Менгожевский.. На лыжи?! Я?.. Бухгалтер на лыжах?!
С к у п е н ь. Чем плохо? Сейчас все катаются. Я знаю одного бух­галтера, так тот даже…
Менгожевский. Только не я! Прошу извинения! Пан директор вправе распорядиться еще раз переработать план, сто раз переработать план… Но заставлять меня ходить на лыжах…
3 е л и н с к и и. Ладно, ладно. Когда подберу данные, извещу вас.
Менгожевский (уходя). Жена меня убьет.
Эля (входит). Простите, пан директор. Значит, пан директор не уезжает?
Зелинский. Нет. Остаюсь.
Э л я. Я думаю, в таком случае следует поставить в известность министерство.
Зелинский. Вы правы.
С к у п е н ь. Как всегда.
Эля. Телеграфировать?
Скупень (Зелинскому). Знаешь, не советую. Завтра в Варшаве зайду к Гуркевичу и все ему объясню.
Зелинский. Уезжаешь?
Скупень. Больше мне здесь делать нечего.
Зелинский. А пьеса? Тебе не хватало каких-то элементов?
Скупень. Не хватало. А теперь — как раз. Все закончилось к об­щему удовольствию.
Зелинский. Ты удовлетворен?
Скупень. Как тебе сказать. Собирался писать драму — получи­лась комедия. Сатирическая и самокритическая.
Зелинский. Не будем телеграфировать, панна Эля.
Скупень (Эле). Минутку, не уходите, пожалуйста. Мне, повиди-мому, понадобится для пьесы еще любовь. Захватывающая, со здоровой оптимистической развязкой любовная история. Охотнее всего взял бы ее из жизни. Не скажете, у вас тут не найдется что-либо похожее?
Эля. Откуда вы знаете?
Скупень. Что?
Эля. Что я выхожу замуж.
Зелинский. Замуж?.. Вы?..
Э л я. Да. За Чижика. Я как раз собиралась вам сказать. Само со­бой разумеется, я буду продолжать работать, как прежде.
Скупень. Ну, знаете. Никогда бы не подумал.

• « Дверь в потолке
• » Диалоги в болоте