Серега: – Очень приятно. Меня зовут Сергеем, а это – Александр Воробьев. По причине своих небогатырских размеров давно перестал обижаться на прозвище и привычно откликается на Воробья. Впрочем, он может и не позволить себя так называть.
Воробей: – Да ладно. Зовите. Ну, давайте за знакомство, что ли.
Моисей (недопив до конца свой стакан, на что Паша мычит набитым за щекой ртом, нехорошо, мол, не уважаешь компанию): – Куда, если не секрет, путь держите, Александр и Сергей?
Воробей, разливая по второй, сразу по полстакана: – Не секрет. Давайте за Пашу выпьем, сами-то куда едете?
Моисей: – Я…
Паша: – Ты не болтай, когда стаканы подняты, а то начнешь сейчас все свои проповеди выговаривать.
(Выпивают. Сладко хмелеют, всем, кроме Моисея, хорошо молчится.)
Серега: – Соломоныч, тебе, вижу, поговорить хочется. Так ты не стесняйся, говори.
Моисей: – Да, знаете ли, восемнадцать лет преподавательского стажа наложили свой отпечаток, имею такую привычку – говорить много. А тут целые сутки молчать пришлось.
Воробей: – А Паша-то вроде давно едет? Носки вон свои успел в хлам испачкать.
Моисей: – Да какой с ним разговор! Он поначалу мычал больше, потом и вовсе заснул.
Паша: – Носки? А чем тебе мои носки не нравятся? (Смотрит на голые ноги) А где они? Носки-то мои?
Серега: – Ветром их унесло, когда мы окно открыли.
Паша: – Жалко. Других-то у меня нету. Придется купить. А то как я к другу без носков-то заявлюсь? Без носков-то меня к нему на порог не пустят, начальник он теперь большой стал.
Воробей: – А меня однажды муж у любовницы застукал. Одеться мы успели, она открывать пошла, а я один носок нашел, а второй куда-то запропастился. Ну, он, может, и заподозрил что, а улик-то нету. Я к ним иногда в гости заходил, типа общий знакомый. Тут тоже чего-то быстро наврал, зачем я здесь в его отсутствие. Он мне: «Садись, чего стоишь-то, чаю попьем». А я не могу сесть, брючина-то задерется, и увидит он, что я в одном носке. Бочком-бочком – и вышел.
Паша: – И че? Нашелся носок-то?
Воробей: – По всей видимости, да. Потому что в гости они меня как-то перестали приглашать.
Серега: – Есть замечательный тост – за любовь! Наливай, Паша.
Воробей: – А что, может, покурим здесь?
(Закуривает)
Моисей: – Зря вы, Саша, курите в купе. Нам же спать здесь.
Воробей: – Продует. Да и сон крепкий будет, если все это выпьем.
Паша: – «Выпьем»! Что тут пить-то? По бутылке на брата не выходит.
Моисей: – Давайте поговорим, куда вы торопитесь?
Паша: – Вам бы все разговоры разговаривать. Какой в них толк?
Серега: – Давайте поговорим. Только вы, поди, занудствовать станете? Ну, за легкую дорогу!
Паша захмелел, вытянулся на полке, закурил:
Ну давай, Моисей, разговаривай.
Моисей: – Ну, так… А о чем же?
Воробей: – Биографию товарища будем заслушивать? Или сразу перейдем к делу? Чем вы занимаетесь по жизни, товарищ Моисей?
Моисей: – Я – кандидат геолого-минералогических наук, ученый.
Паша: – О! Вам бы только не работать.
Воробей: – В поля ходите?
Моисей: – Последние годы нет.
Воробей: – Так это скучно, наверное?
Моисей: – Нет, что вы! Наоборот! Это необыкновенно интересно. Дело в том, что я занимаюсь не земными минералами, а космическими.
Паша: – В метеоритном мусоре копаетесь, коллега?
Моисей: – Да, Павел, как же я забыл, вы ведь говорили, что нефть искали, золото, вы ведь тоже геолог?
Паша: – Да какой я геолог. Так. Бригадир разнорабочих – верхняя точка моей профессиональной карьеры. Да и это давно уже было.
Воробей: – А сейчас чем живешь?
Паша: – Да чем придется. Машины перегонял в последнее время. С завода по буровым да коммерсантам разным. Хотел себе грузовичок какой-нибудь взять. Чтоб извозом заняться, ни от кого не зависеть. Деньги копил.
Серега: – Не накопил?
Паша: – Маленько оставалось. Да вот сорвало меня в штопор, все и спустил. На последние к другу еду. Узнает он меня, с детства ведь не виделись? Как думаете? А больше мне все равно податься некуда, родители померли, а я у них один был. С женой все прахом ушло. Приду к другу, а он мне от ворот поворот. Тогда уж я не знаю, куда податься.
Воробей: – Ничего. Сума и тюрьма нас всегда ждут.
Паша: – Ну спасибо, утешил. А сами-то вы куда путь держите?
Воробей: – Вон к его приятелю, на Алтай. Дом помочь построить.
Паша: – На Алтае места замечательные есть. Я был там. В детстве.
Воробей: – В детстве вообще все замечательно.
Серега: – Давайте все-таки послушаем о космических камушках. Чем в нас небо кидается, товарищ Соломон, и какой есть реальный прок от вашей работы?
Паша: – Да никакого! Пудрит мозги трудовому народу на его же бюджетные деньги.
Моисей: – Зря вы так говорите. Наша работа очень и очень нужна людям. Дело в том…
Воробей: – Это ничего, что я к себе заберусь?
Серега: – Постель возьми.
Воробей: – Потом. Еще по маленькой?
Паша: – Я не откажусь. (Наливает)
Моисей обиделся на невнимание, отвернулся к окну.
Воробей (Сереге): – А ты будешь?
Серега: – Я тормознусь немножко.
Воробей: – А! Договорился, что ли?
Паша: – О чем договорился, с кем?
Воробей: – Это не наше с тобой дело, Паша. Наше с тобой дело – выпить.
(Чокаются, выпивают. Воробей вспорхнул на верхнюю полку, опрокинув одну из раскрытых жестянок. Паша, погружаясь в сон, пробормотал: «Осторожнее, черт. А дом вы своему товарищу нисколько не построите. Вы сейчас ни на что полезное не способны. У вас запой начинается мощный – я ви-и-и-жу…»)
Картина 6.
Серега: – Обиделся, что ли, Моисей? Не обижайся. Все равно никакого серьезного разговора получиться не могло. Сам же видишь – спят собеседники. Даже о бабах не стали говорить, а вы про что-то серьезное.
Моисей еще больше уткнулся в окно. Серега увидел, что у того вздрагивают плечи, удивился:
- Да ты плачешь, что ли?
Моисей: – Скажи, а что, правда мы такие, как вот он (кивнул на Пашу) о нас говорит? Что жадные, что никакой от нас пользы народу нет, что кровь мы его пьем?..
Серега: – Паша, конечно, оригинальный малый, но что-то я не помню, чтобы он такое тут гнал…
Моисей: – Вчера он мне тут все это высказывал.
Паша (на секунду проснувшись): – Да-да, и сегодня скажу: кровососы русского народа.
Серега: – Не обращай внимания, Моисей. Я что-то никогда всерьез не задумывался, какой вы народ – евреи. Но мы с Воробьем точно не такие, как Паша.
Моисей: – Все-таки, как вы к нам относитесь? Есть ведь у вас друзья евреи?
Серега: – Сейчас нет. Если, конечно, друг мой Воробей не еврей. А раньше были. Вот, помню, Илейка Коган, замечательный прямо-таки еврей был. Бывало, подойдет к нам и проникновенно так скажет: «Ребята! У меня рубль есть, давайте напьемся!»
Моисей: – И что вы?
Серега: – И мы обычно напивались. А утром он же, Илейка Коган, говорил: «Ребята, давайте пивка попьем, у меня рубль-то остался».
Моисей: – Издеваетесь надо мной.
Серега: – Да нет, почему? Мы на него не обижались. Он компанейский парень был. Когда у него родителей не бывало дома, мы заходили к нему в гости. Выпивка, конечно, наша, но холодильник мы его весь съедали. Иногда дискотеки у него устраивали. Ковер, помню, прожгли окурками. В восьми местах.
Моисей: – Не так, а так, чтобы друг настоящий, из наших, – не было?
Серега: – Фу, черт! Да как же не было! Был! Такой, что я у него на свадьбе свидетелем был, он – у меня. Правда, что он еврей, я потом узнал, когда он в Израиль иммигрировал. И это, браки наши почему-то развалились. И у него, и у меня. Но это ведь к вашей с ним национальности никакого касательства не имеет. Да, не парься ты, Моисей, по еврейскому вопросу. Хотя, имена у вас, конечно, не то чтобы странные, а все ж таки непривычные. Не знаешь, до Тюмени еще долго?
Моисей: – Понятия не имею. А знаете, у меня дочь в Израиле живет. Я так давно ее не видел. У вас дети есть?
Серега: – Есть. Тоже дочь. От первой жены.
Моисей: – Давайте за детей наших выпьем, Сережа.
Серега: – Давайте.
(Выпивают, закусывают)
Серега: – А вы не собираетесь к дочери, так, чтобы на совсем?
Моисей: – Нет. Не собираюсь. У меня работа здесь интересная. Единомышленники.
Серега: – Да бросьте вы! «Работа, единомышленники». Будто в Израиле вам не найдется этого добра!
Моисей: – Как вы это хорошо сказали, на наш, еврейский манер.
Серега: – А я бы на вашем месте уехал. Лучше, конечно, в Америку, в НАСА. Если вы серьезно космосом занимаетесь, там бы вам деньги хорошие дали. Хотя нет, лучше к дочери. Какая радость от денег, если нет рядом любимой дочери! Я вот сына хотел, а сейчас так рад, что у меня дочь. Это единственная женщина в жизни, которая тебя не обманет и не разлюбит. Моисей, ты чего опять плачешь-то? На тебя что, водка так действует?
Моисей: – Сережа, Сережа-Сережа. Вот ты сказал, что сына ждал. Мы тоже с женой очень хотели сына первенца. И Бог услышал наши молитвы и дал нам его. Но он родился… больной. Ненормальный. И мы предали его. Отдали в интернат. Он уродец, но он ведь наш, родной уродец. Нам не хватило сил. Я увидел, что Сара моя сама понемногу лишается рассудка. Предали мы его. А девочка родилась нормальной. Как мы боялись ее рожать! Ничего, обошлось. Выросла красавица и умница. Она и не знает, что у нее есть старший брат. Удивляется на нас, почему мы не хотим к ней в Иерусалим перебраться. А как же мы отсюда уедем? Здесь наш первенец. И мы уедем к дочери, если только он умрет раньше нас.
Серега: – Смотри, останавливаемся. Тюмень, должно быть. Пойдем на перрон, продышимся. Тебе погулять надо. Пивка возьмем.
Моисей: – Мне нельзя пива. У меня мочевой пузырь слабый. И почки больные.
Серега: – Да мы немного. По кружечке всего. Пойдем-пойдем, вставай, Моисей. Ничего, что я на «ты»?
Моисей: – Ничего, Сережа. Я тебе главную свою боль рассказал. Доверился. Это ведь сближает больше, чем какой-нибудь брудершафт.
Серега: – Опа! Немножко штормит, да? Брудершафт, говоришь. А что, я согласен выпить с тобой на брудершафт. Ну идем.
***
Проходят мимо Любы.
Серега: – Я скоро приду, как договорились. После Тюмени. Душ будет?

• « МАРГАРИТА
• » Аэродром подскока