ЗОЯ. (засмеялась.) Похожа? (Помолчала.) Баба-Яга-Костяная-Нога?
КОЛЯ. Есть, есть что-то от этой подружки! Я вот сижу тут битый час, все понять тебя хочу. Врут или правда? Разобраться надо. А то не усну. Интересно. Ведьма, да? Скажи честно? Никому ни слова не скажу, клянусь! Да – да. Нет – нет. И все. Скажи честно? Никто не слышит. Я вот должен тебе сказать, все в жизни видел, все у меня в моей бурной жизни было, да! А вот ведьму живую – ни разу не видел. Ну? Да – да, нет – нет, и все. Ну?
ЗОЯ. Все он видел… Бурная жизнь… Рассказывай на пляже…
КОЛЯ. Не беспокойся. Да! Деньги были? Были. Ушли, правда. Не в них радость. Власть была? Была. Не надо мне ее. Сидел даже одно время. От сумы, да от тюрьмы, как говорится… Все было. То в небо, то в землю. Было! Скажу тебе честно: всех имел. Всех. Девочек, мальчиков, бабушек, женушек – всех. Все было. А вот ведьму в первый раз встретил. Ведьма, да?
ЗОЯ. Не врал бы хоть. Всех он имел. Ботало самое натуральное. Кто польстится-то? Кому нужен? Заливает. Всех он имел, Господи…
КОЛЯ. А что – нет? Не похоже?
ЗОЯ. Вижу, вижу, на что похоже. Крым и Рым прошел, да?
КОЛЯ. Ага. Крым и Рим – ага. “Крым и Рим” – надо говорить. Город такой есть – Рим. В Америке. Ага.
ЗОЯ. Отец так говорил: “Крым и Рым”. А в Америке – не была, не знаю. А ты, гляжу, уже сподобился, раз так разбираешься?
КОЛЯ. А то!
ЗОЯ. Что еще тебе про меня сестричка родненькая говорила?
КОЛЯ. Еще? (Молчит. Зловещим шепотом.) Слушай! Говорила, что ты бабам тут аборты подпольные делаешь! Что к тебе сюда со всего города за этим едут! Потому что далеко, на окраине, никто не узнает! А выкидыши, говорила, в погреб закапываешь, вот так! От того тут жуки такие и червяки ведутся, что погреб человеческим мясом забит! Вот так…
Сверкнула молния. Зоя смеется.
ЗОЯ. Ясно. Ну, слазь в погреб. Посмотри сам. Удостоверься. Ну? Я тебе открою.
Встала со стула, открыла погреб, смотрит на Колю.
Ну, давай? Лезь?
Коля молчит, нога на ногу, морщит лоб.
Эх, ты… Крым и Рым, Америку он прошел… “Всех-имел”. Ботало. Самое натуральное ботало. “Всех-имел”… А в погреб слазить – испугался. Как же ты так? Что-то не верится, что ты всех имел. Бабы испугался? Да? Эх, ты-ы-ы… (Смеётся.)
Коля молчит.
КОЛЯ. А может, ты и вправду – ведьма? Колдовка?
Зоя смеется.
А что? В газетах все время пишут про разное удивительное… Значит, и колдовки бывают. Вдруг да ты и вправду…
ЗОЯ. Ну и что, вправду? Что? Съем тебя, что ли?
КОЛЯ. Да ничего вправду.
ЗОЯ. Да что я тебе сделаю-то?
КОЛЯ. Да что-нибудь придумаешь сделать.
ЗОЯ. Ну, что придумаю? Кровь твою пить буду? (Хохочет.) Она у тебя, поди, невкусная, порченая. Ну, лезь давай, лезь, а?
КОЛЯ. Не кровь. Не кровь. Я полезу в погреб, а ты меня крышкой по голове шарахнешь, чтоб я без сознания был, чтоб не сопротивлялся и это… изнасильничаешь… Сядешь верхом и полетишь куда-нибудь…
ЗОЯ. (Хохочет.) Куда это я на тебе полечу?
КОЛЯ. Куда, куда. На улицу Труда.
ЗОЯ. Ах, на улицу Труда-а-а? На Кудыкину гору? Эх, ты, “всех-имел”… Полечу я на нем… Да у тебя и силенок-то не хватит меня поднять…
КОЛЯ. А ну, дай, попробую…
Встал, улыбнулся, пошел к Зое.
МОЛЧАНИЕ.
ЗОЯ. А ну – сядь. Сядь! Сядь!
КОЛЯ. (придуривается.) А что такое? Не понял?
ЗОЯ. Возьму полено, вдарю в глаз – сразу поймешь, что такое…
КОЛЯ. (остановился.) Поговорить уж просто так не даст. Сразу за полено. Полено да полено. Ладно тебе. Ведьма. Ишь, зыркает – ведьма! (Смеётся.) Я ж в погреб пошел. Загляну туда, чтоб ты не думала, что я – ссикун.
Прошел к погребу, улыбается Зое. Та не сводит с него глаз. Коля полез вниз. В погребе скрылась его голова. Молчит Коля. И Зоя молчит.
(Из погреба.) Девушка Баба-Яга, киньте спичку, а? А то дышать темно…
ЗОЯ. (бросила коробок спичек в погреб.) На. Да вылазь. Спать пора.
Пауза. Николай истошно кричит из погреба:
КОЛЯ. А мертвяков! А выкидышей блядских! Да сколько же вас тут, заразы! И все шевелится, все ходуном ходит, все ко мне руки тянет, все меня душить хоче-е-е-ет! А-а-а-а! Ай! Помогите! Спасите! Люди добрые! Караул! На помощь! Убиваю-у-у-ут!!!!
Захрипел. Зоя стоит у окна, смотрит во двор. Не может спрятать улыбки.
Молния осветила огород, дом, въезд на старую дорогу. Гром. Идет дождь.
(кричит.) Помогите-е-е-е… Отстаньте от меня, мертвяки, не трогайте, не надо, милые! Я вам не сделал ничего! Идите к ведьме, пусть она, лучше ее душить надо! Мама! Умираю! Помочь некому-у-у!!..
ЗОЯ. Вылезай, мертвяк. Придурок. Навязался.
КОЛЯ. Помогите-е-е!
ЗОЯ. Вылезай, сказала. Пугает еще, на ночь глядя.
КОЛЯ. (высунул голову, весело.) А ты что, боишься, что ли? Неужели боишься? Всю жизнь тут одна прожила и не привыкла? Да? Боишься? Чего?
Зоя молчит, смотрит в окно.
ЗОЯ. Что же я, не человек, что ли… Ведьма, да? Как же. Держи карман шире. Боюсь, конечно. Топор вон наготове у двери лежит всю жизнь. Ружье у меня есть. Заряжено. Ну, хватит, вылезай, повеселился и будет…
Николай вылез из погреба. Сел на пол, отряхнул руки от земли. Закрыл крышку погреба. Сел на табурет, играет со спичками – с коробком. Подкидывает коробок и ловит, подкидывает и ловит.
КОЛЯ. Оп-па, оп-па, Америка, Европ-па! Оп-па, оп-па, Америка, Европ-па!
Зоя смотрит на Николая. Коля смеется.
Оп-па, оп-па, Америка, Европ-па! (Молчит.) А ну, лови? Ну?
ЗОЯ. Отстань. Спичку там хорошо затушил в погребе?
КОЛЯ. А то!
ЗОЯ. Спалишь мои хоромы.
КОЛЯ. Спалю – новые построим. Хоромы-хорома! Оп-па, оп-па, Америка, Европ-па!
ЗОЯ. Кто это построит? Кто мне построит?
КОЛЯ. Ты да я, да мы с тобой. Парочка – баран да ярочка. Построим! А то? Оп-па, оп-па, Америка, Европ-па! Лови, ну?
Кинул коробок Зое. Та поймала его.
О, молодец! Моя школа! Кинь мне. Ну, ну? Кинь. Оп-па! Молодец. А теперь – я тебе. Оп-па! (Кинул коробок.) А ты – мне. Оп-па!
Зоя кинула ему коробок. Он – ей.
Зоя встала, хлопнула коробком по столу.
ЗОЯ. Хватит. Хватит. Хватит тебе. Иди уже вон. Маленький прямо. Разыгрался, не остановить. Иди уже вон. Вот, иди, спи, вон, давай, иди вон, давай… Прям, смотри ты, как он, даже, это, вон, да…
Пауза. Коля улыбнулся.
Спи иди, сказала, скалишься!
КОЛЯ. Успею еще. Высплюсь. Давай, давай, давай – рассказывай.
ЗОЯ. Да отстань ты, ради Христа. Что я тебе рассказывать должна? Ничего я не знаю. Живу вот себе потихонечку и живу, никого не трогаю.
КОЛЯ. Ну, давай, давай, расскажи чего-нибудь давай, ну?
ЗОЯ. Что я тебе расскажу… Ничего я не знаю. Ты все и сам знаешь… Ты у нас “всех имел”, ты у нас все прошел – огонь, воду и медные трубы… Ты у нас ничем не удивишься, ты у нас все знаешь…
Идет на улице дождь. Из печи выскочила искра, трещат горящие дрова.
Ну вот, вот. Жди гостей, раз искры летят… Благоверная твоя утром явится за тобой. Заберет, в чемодан засунет, домой повезет. Не бросит, не бойся. Забере-о-о-т! Такой ей подарок на старости лет, такое развлечение, как его бросить… (Молчат.)
КОЛЯ. Я про ведьмяцкую жизнь ничего не знаю… Расскажи, ну?
ЗОЯ. А он опять за свое! Я ему говорю, а он – оглох. Опять и опять.
МОЛЧАНИЕ.
КОЛЯ. Ну, как ты тут живешь одна в лесу?
Зоя молчит, смотрит в пол.
ЗОЯ. Ну, пристал… Как да как… (Вздохнула.) Весело живу. Вот так в—т вот живу. Как все живут. Раньше с отцом вместе жили тут. В домике в этом. Тут дорога была. Вон та, что слева. Одна дорога была тут и в степи, и в лесу – вот эта. После войны тут шлагбаум стоял. Отец дежурил. И в войну он дежурил. Меня тогда еще не было. Рассказывал. Шофера тут ездили, машины туда-сюда ходили, люди к нам в гости шли. Нужны мы были всем. Хоть воды попить, да нужны. В центре земли жили. А потом трассу эту построили. Мы ни к чему оказались. Маринка в восемнадцать лет укатила, с тех пор ни слуху, ни духу от нее столько лет… Отец на подстанцию устроился, тут, рядом. Два раза в день ходил рубильники проверять. Каждый день – пятнадцать лет подряд – туда три километра, да обратно столько же. Да два раза в сутки. Вот… Теперь я по той дорожке хожу. За сотню в месяц. В феврале вот отец помер, месяца три, что ли, назад… Жена твоя хоронить его не приезжала. А тетка у меня есть в городе, тетя Клава, отцу срoдная сестра – седьмая вода на киселе. Он с ней лет пятнадцать назад, что ли, поругался в усмерть, не якшались. А тут она про отца узнала, что помер. Узнала и про то, что он мне двенадцать тысяч оставил. Давай из гадства Маринку разыскивать, нашла, сообщила. Назло мне. Та вот сюда явилась. Дальше ты знаешь…
Молчит. За окном буря, ветер, молния.
Как отца похоронила, так землей с его могилы грудь себе натирала, чтоб не горевать по нем. Думала, с ума сойду без отца, думала: не смогу без него жить. Земельку с могилы брала, грудь натирала, дура, дура… А потом как узнала, что он двенадцать тысяч копил да скопил, а сам в рванье всю жизнь проходил, как узнала – так сразу и забыла его… Денег этих я ни тебе, ни ей не дам. Так и знай. Деньги эти мои. Проклятые деньги. Помру я – пусть лучше государству достанутся. Пусть они их там перечислют куда-нибудь. В “Фонд мира”, ага. (Усмехнулась.) Может, помогут им мои деньги, чтобы везде мир сделать. (Молчит.) Проклятые деньги… По рублю он их собирал, по копейке. Не доедал, не досыпал. От этих денег все в моей жизни, все, все… Кувырком все. (Молчит.) И замуж не вышла из-за этих денег. Платья мне сроду-роду в жизни приличного носить не пришлось… Хотела я его могилку раскопать руками, да деньги эти ему под изголовье в гроб засунуть, чтоб навечно с ним оставались… (Просто, беззлобно.) Чтоб ты в своем гробу перевернулся, папочка, родненький…
Удар молнии. Замыкают провода, летят искры на землю. Летят и гаснут.
Слышит Бог мои молитвы… (Подошла к окну.) Переворачивается, видать. Вот так. Вот так. Видишь, как искры летят… Замыкает где-то… Пожару бы не наделало… (Молчит.)
Вокруг дома, прыгая через лужи, бежит веселая девочка. Платье белое на девочке, длинное, до самых пят. Прыгает девочка, хохочет, подставляет ладони дождевым каплям. Сверкает молния, выхватывая из темноты белое пятнышко.

• « ПРЕСЛЕДОВАНИЕ И УБИЙСТВО ЖАН-ПОЛЯ
• » Песочные часы