С тех пор я ни к кошкам, ни к собакам не подхожу. Боюсь их с тех пор. Думаю, что они понимают все, как люди. И отомстить мне хотят за то, что я сделала тогда… Маринка – вон, ничего. Не боится. Не помнит, поди, уже про это… (Молчит.) Господи, да что я на нее валю все… Не виноватая она, что такая… Бог с ней… Тоже счастья нету, а хорохорится… Прости ты меня, Христа ради, меня, дуру… Бедная…
МОЛЧАНИЕ.
КОЛЯ. Бедная… Убогая…
ЗОЯ. Пожалел?
КОЛЯ. Жалко. Тебя. Да. Да.
ЗОЯ. Не котенка? Меня?
КОЛЯ. Тебя, тебя… Бедная ты…
Сидят на кровати, смотрят в глаза друг другу.
Ну вот… Надо же… Жука раздавил… Черт… Жалко…
МОЛЧАНИЕ.
ЗОЯ. Бог с ним… Что ж теперь… Пусть…
МОЛЧАНИЕ.
Сова снова кричит.
Постой… Постой… Постой… Сейчас я… Опять кто-то зовет меня, что ли? Постой… Может…
Вскочила с кровати, накинула поверх рубашки пальто. Вышла на крыльцо. Зовет негромко:
Кто здесь? Кто здесь?
Прошла к сарайчику, заглянула в дверь.
Байжан? Слышишь? Не ты меня сейчас позвал?
Молчит. Осторожно закрыла дверь.
Спит… Что это сегодня со мной? С ума я схожу, что ли…
Стоит у двери сарайчика, глубоко вдыхает прохладный утренний воздух. Молчит. В лесу монотонно кричит кукушка. Зоя долго слушает ее, легко улыбается, чуть-чуть шевелит губами. Негромко крикнула в лес:
Кукушка, кукушка, сколько мне жить?
Начал считать, шевеля губами. Кукушка кричит и кричит, как сумасшедшая, не останавливается. Зоя улыбается, вытирает слезы. Подошла к яблоне, потрогала ее ствол.
Из степи несется тяжелый, густой звук. Долетел до леса, замолк.
Кукушка кукует, не останавливаясь.
Коля на кровати. Заснул.
В комнате на полу горят звездочками капельки ртути…

Темнота

4 картина.

Раннее утро, около восьми. Пасмурно. Снова идет мелкий дождь.
Николай сидит на крылечке. Поверх рубашки и тренировочных брюк он надел синего цвета болоньевый плащ, а на голову такую же болоньевую беретку. На ногах сапоги. Николай стругает палку ножом и поет:
КОЛЯ. ”Ты прави-ишь в открытое мо-о-оре!
Где с бу-у-урей не справиться на-а-ам!
В такую-у-у-у шальную погоду-у-у-у!
Нельзя доверяться-а-а волна-а-ам!..”
Из леса от автотрассы идет Марина. Она в плаще – модного, красного цвета. На голове у Марины платок с пальмами, в руках маленькая сумочка.
МАРИНА. (остановилась у калитки, смеется.) А я-то думаю, он без меня скучает! А он тут песенки поет!
Хохочет. Открыла калитку, идет к дому. Остановилась возле Коли.
Ну, здравствуй-здравствуй, конь мордастый! Как жизнь молодая?
КОЛЯ. Жизнь? Нормально жизнь. (Молчит.) Привет.
МАРИНА. Привет, привет. Давно не виделись. А как будто сто лет прошло, да, Колямба? (Хохочет.) Скучал без меня, Колян? О, остолбел как!
КОЛЯ. (молчит, улыбается.) Мара, ты живая, что ли?
МАРИНА. Еще раз – здрасьте. Ты меня уже похоронил, что ли?
КОЛЯ. Мара, откуда это ты… Пришпандoрила?
МАРИНА. Оттуда, откуда надо. Ну?
КОЛЯ. Чего?
МАРИНА. Ну, поцелуй хоть меня при встрече-то? Не чужая ведь я тебе? Чего это ты так испугался? Смотри, как с креста снятый…
КОЛЯ. Здрасьте вам, Мара…
МАРИНА. До свидания. Мара, Мара… Сколько раз просила – не зови меня так. Как попка – одно и тоже. Не проснулся еще? Глазенапам своим неверишь?
КОЛЯ. Не верю. (Марина заливается, хохочет.) Ты ж насовсем уехала, Мара?
МАРИНА. Как же, бросила бы все, да и укатила. И деньги, и тебя – и все бы ей оставила, подарила. Ладно, не дуйся на меня, прости меня. Я в последнее время сама не своя. Надо мне лекарств каких-нибудь попринимать от нервов. Прости, Коляша. Простил? Прости-и-и-л! Ну, поцелуй иди жену свою законную, миленький, ну?
Николай прошел к Марине, чмокнул ее в лоб.
Нет, ты меня точно похоронил. Что, как покойника целуешь? Вот так надо.
Взмахнула руками, обняла Николая, впилась губами в его губы.
Фу! Вот как надо! (Смеется. Пошла к крыльцу, сняла плащ.) Как дала бы вот тебе по башке, свинтус… Что ты за мужик такой? Нервы мне треплет только. (Сняла туфли, ходит босиком.) Дождичек такой прохладненький, тепленький, миленький какой, славненький… Чего ты в этом презервативе-то? Как баба, плащ с вытачками надел… Ее, что ли? И беретку еще на башку, правильно… Насмешил! (Хохочет.) Сними. Она куда ушла? На подстанцию на свою?
КОЛЯ. Туда, вроде…
МАРИНА. Ясно. Подождем. Сестричка миленькая! Разберемся еще, разберемся!
КОЛЯ. Мара, ты ж сказала: развод, до свидания, насовсем уехала?
МАРИНА. Опять за свое? Уж и пошутить нельзя! Ну, хватит. Хватит тебе. Я уже забыла вспоминать, а он все сыпет соль на рану… (Ходит возле дома.) У меня ж тоже ж сердце есть же ж. У меня ж тоже ж нервы есть же ж. Я ж тоже ж не каменная же ж. Вот и рассердилась.
Марина села на крыльцо, помахала рукой Николаю: мол, садись, садись рядом, что-то на ухо скажу.
Николай сел рядом, смотрит в землю, улыбается.
У дома появилась Зоя – веселая, красивая. Хотела было что-то крикнуть Николаю. Промолчала. Стоит, слушает.
МАРИНА. Значит, слушай сюда, Колямба, Колян мой! План такой. Мы эту стерву – укатаем. Я ездила к тете Клаве. Ох и бой-баба! Ох, и умница! Жалко, что я с ней раньше не родилась. Вот это родня, так родня – я понимаю. Все готова помочь, все сделать…
КОЛЯ. Что сделать?
МАРИНА. Господи, да ты забыл, что ли, чего мы сюда в эту халабуду приперлись в такую даль? Забыл? Что-то с памятью моей стало, все, что было не со мной – помню? Да?
КОЛЯ. Зачем?
МАРИНА. Ой, хватит, не смешно уже. Слушай…
КОЛЯ. Все выгадываешь: в одну дырку залезаешь, в другую выглядываешь…
МАРИНА. Да слушай ты… Ну вот. Я тете Клаве про все рассказала про это, про Бабу-Ягу колченогую нашу… И все. Мы с ней вчера в суд с§ездили, заявление подавали. Вдвоем. Понимаешь мою мысль? Вдвоем! Что мы с тобой – то есть, с ней – тоже наследницы. Что нам тоже надо. Господи, да нам до сдoху хватит всего этого, папинова… Ты сам подумай: двенадцать тысяч – раз, дом – два… Да дом – ладно, он три копейки стоит, а земля-то здесь какая, а? Посмотри, ну? Участок-то какой? А-а, то-то и оно… Как я не подумала сразу! Его тысяч за шестьдесят можно дачникам каким-нибудь толкануть, с руками оторвут, город-то рядом. Какой-нибудь генерал найдется на пенсии, он все отдаст. Такое место! В лесу, тихо, спокойно, никто не докучает. Жуков вот этих только выведи дихлофосом, дустом каким-нибудь потрави – и живи в свое удовольствие! Да тут на этом месте такую домину отгрохать можно – ого-го!
КОЛЯ. (смотрит в землю.) А ее куда же?
МАРИНА. (удивилась.) Кого?
КОЛЯ. Ну, хромоножку-то?
МАРИНА. (встала, пошла в дом, вынесла вещи Николая, складывает их.) А вот это нас не касается. Это уже не нашего ума дело. Не хотела по-хорошему. У нас за это голова не болит. Как суд решит. На все четыре стороны. Степь широкая, вон, пожалуйста. Короче, подали в суд. Я тете Клаве денег дала, на всякий случай, 117 рублей, все, что было. Может, взятку какую-нибудь кому надо будет – пусть даст. С§ездили мы с ней, билеты купили до Мурманска. Все. Едем. (Собирает вещи.) Тетя Клава тут дела наши будет вести. А как нужно будет меня – она мне телеграмму ударит, мы и явимся, тут как тут. Мы и расправимся тогда с этой. Все. Едем. Поехали в город. У тети Клавы вымоемся, в ванной, перед дорогой, а то тут грязь, зараза всякая, тьфу! Едем.
МОЛЧАНИЕ.
Ты чего?
КОЛЯ. А я-то здесь при чем?
МАРИНА. Как – при чем?
КОЛЯ. Ну, ты и поезжай, а тут останусь…
МАРИНА. Ну, хватит, хватит тебе… Сердится все еще. Да брось, не впервой, поди. Ты ведь добрый у нас, простишь меня. Ну, осерчала, ну, покричала, – извиняйте, дядька. Колянский, ну, что, на колени, что ли, встать?
КОЛЯ. Поезжай, говорю. Я тут останусь. Тут.
МАРИНА. Чего, чего? Что это ты там такое сказал?
МОЛЧАНИЕ.
(пораженно.) Колямба, да неужели? А? И ее даже – да?
КОЛЯ. Что – ее? Что – ее?
МАРИНА. Ну, в смысле… ты и с ней уже, что ли? Ага? Успел-таки?
КОЛЯ. Поезжай отсюда. Я тут жить буду. Тут. Тут.
Марина молчит. Потом принимается хохотать. Долго, до истерики смеется.
Коля не выдержал, засмеялся вместе с ней.
МАРИНА. Ну, молодец, ну, половой гигант… Ну, колямба, умница моя… Обработал уже! Хромоножку нашу и ту отмастрячил… Ну, не одну он юбку не пропустит! Колямба ты моя! Спермотозавра ты какая, а? Даже эту целку с тарелку, и ту не пропустил!
Хохочут вместе.
А я-то думаю, чего он в плаще бабском сидит? А это вон что, оказывается…
КОЛЯ. (Смеётся.) А это вон что, оказывается!
МАРИНА. (хохочет.) Как же, уеду. Посмеюсь вот только… Мне, значит, два сюда сразу надо проворачивать: с тобой развод, а потом с тобой же – наследство папашкино делить? Да? Молодец, Колян, хорошо придумал…
КОЛЯ. (смеется.) Хорошо придумал…
Марина подошла к Николаю, взяла его голову руками, заглянула в глаза, улыбнулась.
МАРИНА. Ох, и люблю я тебя за это… Люблю… Думаешь, отпущу вот так вот? Не-ет, я тебя такого всю жизнь искала, ты мой будешь, ничей больше… Сильный какой. Никто перед ним не устоит. Все твои. Все, что шевелится – твое. Столько баб у тебя было, а вот мой ты и никому не отдам тебя. Никому. Как бык на веревочке ты у меня… Ну и правильно. Давай, оставайся с ней пока. На себя перепиши денежки все, вымани у нее. Наши будут. Ты этого хотел? Это хотел сделать? Да?
Прижалась к Николаю.
Колечка, ты пойми меня… (Шепотом.) Еще годик и – кранты, не рожу. Я подлечусь, кесаренка – да рожу. У нас одна баба в столовке, бухгалтерша, в тридцать девять родила и ничего. Тоже через кесарево. И сама живет и ребенок вон какой растет… А я чем хуже? А от тебя дети будут красивые. А если рожать, то куда с ним? В какой дом привести его? На мою да на твою зарплату? Ребенку ведь пеленки, потом… Как их… распашонки, коляски нужны… Ну, Коленька мой? Коленька мой, ну?
Молчат.
КОЛЯ. Наврала ты мне. Сказала, что тебе тридцать восемь… А она говорит, что ты ее на год старше. Врешь все.

• « ПРЕСЛЕДОВАНИЕ И УБИЙСТВО ЖАН-ПОЛЯ
• » Песочные часы