МУХА. Но оказалось, что это не так.
ПЕТР. А как?
МУХА. Мои женщины не были посланницами Божьими.
ПЕТР. Нет?
МУХА. Нет.
ПЕТР. А кем они были?
МУХА. Самыми обычными женщинами.
ПЕТР (эта информация застает его врасплох). Точно? Видишь, а мне это в голову не приходило.
МАТЬ. Теперь у вас все хорошо?
МУХА. Да. Это было чудо. Началось как психическое отклонение. Но потом перешло в любовь. Это редкость.
МАТЬ. То, что вы говорите, интересно. У нас было наоборот. Наши отношения начались с любви, а закончились сумасшествием.
ОТЕЦ. Я хотел тебе сказать, я думаю, что у нас хорошие отношения. Ничего не поделаешь, раз с тобой такое случилось.
МАТЬ. Да. У нас хорошие отношения.
ОТЕЦ. Я люблю тебя.
МАТЬ. Если это неправда, не надо так говорить.
ОТЕЦ. Это правда.
МАТЬ. Ты нервничаешь. Торопишься куда-то?
ОТЕЦ. У меня выступление. В Клементинуме.
МАТЬ. Что за выступление?
ОТЕЦ. Да с этой кинохроникой.
МАТЬ. Той старой?
ОТЕЦ. Той старой. Как-то это получило огласку… У меня достаточно предложений. Даже отказывать приходится.
МАТЬ. Я хотела бы послушать.
ОТЕЦ. Они тебя туда не отпустят.
МАТЬ. Ну так покажи мне что-нибудь здесь.
ОТЕЦ. Здесь неловко как-то…
МАТЬ. Ну что-нибудь короткое…
Отец задумывается, готовится, потом начинает декламировать…
Но, в отличие от первой декламации, его слова сопровождает совершенно другая музыка, что-то похожее на Jocelyn Pook,
и слова приобретают другое значение.
ОТЕЦ (медленно декламирует). Празднично украшенный город моравской Ганы стал свидетелем почестей, воздаваемых добросовестному труду людей, которых ценят партия, правительство и общество в целом. Под аплодисменты участников демонстрации свои места на главной трибуне заняли дорогие гости, председатель Федерального собрания А. Индра и секретарь Южно-Моравского комитета коммунистической партии Чехии М. Мамула.
МАТЬ. Внимательнее. Мамула… был в Северной Моравии.
ОТЕЦ. Я сказал Южно-Моравского? Этого со мной еще не бывало, прости. Спасибо. (Продолжает.)… секретарь Северо-Моравского комитета коммунистической партии Чехии М. Мамула и чрезвычайный и полномочный посол СССР в ЧССР В. В. Мацкевич.
Мать смотрит на Отца взглядом, полным любви. Хватает его за руку.
Музыка становится громче. Свет гаснет. Потом снова зажигается.
Петр на сцене один.
Он пишет стихи на стене сумасшедшего дома.
Приходит Яна и смотрит на него.
Она приносит телевизор. Продолжает звучать музыка.
ЯНА. Помнишь, как ты мне тогда позвонил ночью. Когда был тот случай с одеялом, и ты хотел держать меня за руку. Вот теперь я здесь.
Петр перестает писать, но потом снова продолжает.
Если тебе покажется, что кругом что-то странное происходит, я помогу тебе.
ПЕТР. Это происходит не кругом. Это происходит во мне.
ЯНА. Да нет. Не в тебе.
ПЕТР. Ты разве не знаешь, что случилось в Чечне?
ЯНА. Петр, я за тебя просто боюсь.
ПЕТР. Я тоже боюсь.
ЯНА. Но я боюсь, что ты какую-нибудь глупость совершишь.
ПЕТР. Ну уж этого не бойся.
ЯНА. А я все равно боюсь.
ПЕТР. А что мне делать?
ЯНА (начинает перетаскивать кровать). Начать нормально вести себя… выбросить все эти вырезки… купить новые ботинки… просто смотреть телевизор, если захочешь… слушать музыку… а если будет нужно, я буду с тобой… Ты же не хочешь закончить свои дни в психушке.
Петр размышляет об этом.
Он спускается к Яне и выходит из сумасшедшего дома.
ПЕТР. Гав!
Петр садится около Яны, но они не прикасаются друг к другу.
А почему, собственно, у меня тут нет телевизора?
ЯНА. Потому что ты его в окно выбросил.
ПЕТР. Правда? А зачем?
ЯНА. Потому что ты боялся, что будешь его смотреть.
ПЕТР. А теперь не боюсь?
ЯНА. Нет.
ПЕТР. Не боюсь?
ЯНА. Не боишься. Все будет хорошо… Все хорошо кончится.
В этот момент из телевизора раздается голос.
ГОЛОС. …Вчера поздно ночью неизвестный мужчина поджег отель «Хилтон»… из шахты лифта огонь распространился на несколько этажей здания.
ПЕТР. Отлично!
ГОЛОС. Хотя в результате пожара никто не пострадал, ущерб, тем не менее, оценивается в несколько миллионов крон…
Звучит музыка.
Вокруг Петра и Яны начинает пылать пламя. Все женщины, в течение действия появлявшиеся на сцене, танцуют на заднем плане танец покинутого индейца. Яна встает и уходит.
Давясь кашлем, пробегает Иржи.
Постепенно все затихает, и Петр остается на сцене один с курящимися обломками «отеля». Он убирает обгоревшие куски бумаги…
Появляется начальник.
НАЧАЛЬНИК. Пан Ганек, можно вас на минутку? Вам хорошо у нас работается?
ПЕТР. Да.
НАЧАЛЬНИК. Время работы вас устраивает?
ПЕТР. Да.
НАЧАЛЬНИК. Так почему же вы собираетесь подать заявление об уходе? Что-нибудь получше себе нашли?
ПЕТР. Я хочу попробовать писать стихи.
НАЧАЛЬНИК (не вполне уверен, что это нужно делать). Серьезно?
ПЕТР. Я пытался вести нормальную жизнь, но у меня не получалось. До сегодняшнего дня все окружающее меня мучило. Теперь хочу попробовать относиться к тому, что вокруг меня происходит, как к источнику вдохновения. Все, кого я повстречаю, станут стихами.
НАЧАЛЬНИК. Ага.
ПЕТР. Пару стихов я уже продумал… «Стареющий композитор с сифоном, полным его собственной мочи»… «Обезумевшая от горя женщина, звонящая в телефонную будку возле собственного дома… с целью установления сексуального контакта»… «Мой отец, надевающий платье матери после сорока лет совместной жизни»… Одно стихотворение о вас.
НАЧАЛЬНИК. Обо мне?
ПЕТР. Оно называется «Начальник, который интересовался маленькими мальчиками, но не нападал на них, а просто их любил…
Начальник качает головой и смеется.
…и качал головой и смеялся… и всем об этом рассказывал».
НАЧАЛЬНИК. Не знаю, может ли у стихотворения быть такое длинное название.
ПЕТР. Вполне.
НАЧАЛЬНИК. Ну ладно. Когда закончите, дайте знать.
Пожимают друг другу руки. Начальник уходит.
Петр остается на сцене один.
Он берет коробку, которая служила ему кроватью,
и высыпает Материны вырезки на пол. Потом упаковывает предметы, которыми обзавелся в течение пьесы: туалетную бумагу Мухи со «стихами», ампулу с кровью Матери, детскую записную книжку со списком политиков… записки «Как удержать женщину»…
Пишет адрес. Потом залезает в коробку и закрывается в ней.
Просовывает руки в отверстия по бокам коробки, в руках у него аппарат с клейкой лентой, Петр заклеивает над собой всю коробку по кругу.
Потом засовывает руки внутрь и закрывает отверстия.
Входят два Почтальона.
ПОЧТАЛЬОН 1. Здравствуйте. (Пауза. Видит коробку.) Это, наверное, она.
ПОЧТАЛЬОН 2. Господи, ну и тяжесть.
ПОЧТАЛЬОН 1. И что только туда кладут? Кокосовые орехи. Все равно испортятся, пока посылка дойдет.
ПОЧТАЛЬОН 2 (читает адрес). Какой-то странный адрес… Чечня…
ПОЧТАЛЬОН 1. Вот дела… Кокосы в Чечню. Ну, пошли.
Уносят со сцены тяжелую посылку со странным адресом.
Свет гаснет.

• « МОТЫЛЬКИ И СТРЕКОЗЫ
• » ТОРЧ