-
Надеюсь, Вам понравятся произведения "Машинистки" или "Воскресение" или
МУХА. Меня одна баба как-то и вправду чуть не зарезала. (Задирает футболку.) Видишь шрам? Колотая рана.
ЯНА. Что с ней сейчас?
МУХА. Сидит еще. Сидит, стерва.
Яна и Петр садятся на пол возле Мухи. Все спокойно. Яна курит.
Муха теряет сознание, иногда приходит в себя и стонет, из-за чего диалог Петра и Яны приобретает особую выразительность.
ЯНА. Я хотела тебе сказать… когда ты придумал историю с одеялом… мне это показалось милым.
ПЕТР. Я не придумал. Это правда было.
ЯНА. Вот за такие идеи я и люблю тебя. (Гладит его.) Несмотря ни на что, мне хотелось бы, чтобы мы остались друзьями.
ПЕТР. Очень мило с твоей стороны.
ЯНА. Я иногда вспоминаю, как мы жили вместе. Ведь неплохо было… Как мы ходили к твоим родителям. Мама все еще сдает кровь?
ПЕТР. Все еще сдает.
ЯНА. А что папа делает?
ПЕТР. Ходит к одной женщине. Она лепит его голову из глины.
ЯНА. Мне вспомнилось, как он выталкивал пузырьки из пива. Я всегда загадывала, что если он еще два вытолкает, все будет хорошо.
ПЕТР. Может, ему три надо было вытолкать.
ЯНА. Ты меня поцелуешь?
ПЕТР. Думаю, этого делать не стоит. Яна…
Яна прижимается к нему всем телом. Они целуются.
Потом Петр прерывает поцелуй.
Я решил отдать тебе деньги за парик.
ЯНА. Торопиться некуда.
ПЕТР. У меня как раз есть… Я сейчас немного подрабатываю…
ЯНА. Где?
ПЕТР. Так… у соседей.
Яна подозревает что-то нехорошее. Муха прерывисто кряхтит.
ЯНА. Как у соседей?
ПЕТР. Там один музыкант живет. Отличный мужик.
ЯНА. И что?
ПЕТР. Ну… он живет с девчонкой, которой нужно, чтобы на них кто-нибудь смотрел, когда они занимаются любовью.
Муха снова в беспамятстве.
ЯНА. А ты тут как фигурируешь?
ПЕТР. А я просто зритель.
ЯНА. Они тебе за это платят?
ПЕТР. Да.
ЯНА. Погоди, никто не станет платить за то, что ты просто смотришь.
ПЕТР. Такая работа не хуже любой другой.
ЯНА. В этом у меня большие сомнения!
ПЕТР. Это так.
ЯНА (не может прийти в себя). Да? Ну ладно. Я тоже должна тебе кое-что сказать.
ПЕТР. Не знаю, хочу ли я это слышать.
ЯНА. Погоди. Это интересно. Когда мы с тобой расстались, я была очень подавлена. И слегка свихнулась. Я начала встречаться с разными субъектами.
ПЕТР. Я этого слышать не хочу. (Но в тесной кабине лифта Петру некуда деться.)
ЯНА. Помнишь телефонную будку, недалеко от моего дома?
ПЕТР. Нашу?
ЯНА. С каких это пор она стала нашей? Это общественная будка. Я переписала себе ее номер. Ночью я смотрела в окно, а когда мимо проходил мужик, который прилично выглядел, я звонила в будку. Большинство поднимали трубку.
ПЕТР. Ясно.
ЯНА. Ты бы тоже поднял. В этом есть что-то мистическое, и вас на это легко поймать. Безлюдная ночная улица, а на ней телефонная будка, в которой звонит телефон. Тебе кажется, что с тобой хочет говорить как минимум сам Создатель.
Муха тихо стонет.
ПЕТР. Ясно. Что было потом?
ЯНА. Я делала вид, что ошиблась номером, что, конечно, казалось этим субъектам невероятно романтичным. Мы разговаривали, а потом я приглашала их выпить кофе. В большинстве случаев мы делали это еще в коридоре, или в лифте.
Петр стонет. Муха тоже.
ПЕТР. У-у-у-у-у.
ЯНА. До некоторых доходило, и они давали мне деньги, но кое-то попался.
ПЕТР. Сколько их было?
ЯНА. Человек двадцать.
ПЕТР. О-о-о-ох. За какой промежуток времени?
ЯНА. Ну, за короткий промежуток. Я представляла себе, как буду тебе все это рассказывать, но как-то позабыла.
ПЕТР. Слушай, Яна. Эту историю ты, конечно, выдумала.
ЯНА. Не выдумала.
ПЕТР. Алеш мне ее рассказывал совсем по-другому.
ЯНА. Алеш был одним из них. Он относится к числу самых глупых, к тем, кто не сообразил. Собственно, он был единственным, кто не сообразил.
ПЕТР. И поэтому ты хочешь выйти за него замуж? Ты ему это сказала?
ЯНА. Нет.
ПЕТР. Ясно. Потому что все это выдумки.
ЯНА. Нет. Я могу рассказать тебе подробности…
ПЕТР. Ну так говори же!
ЯНА. Ну ладно… слушай…
Муха приходит в себя.
Он словно бы просыпается от того, что Яна и Петр разговаривают.
МУХА. А что это мы так долго на лифте едем?
ЯНА. Мы не едем, мы стоим, Му.
Яна нажимает кнопку.
Лифт сдвинулся с места. Музыка. Гаснет свет.
Антракт
Зажигается свет.
Алиция и Иржи.
Алиция машет перед его глазами сифоном, упаковывает вещи,
переносит их с места на место.
АЛИЦИЯ. Не понимаю, как ты мог сделать такую чудовищную пакость!
ИРЖИ. Это был единственный разумный выход.
АЛИЦИЯ. Разумный выход??! Тебе кажется разумным после вынесения приговора встать посреди зала суда и облить весь суд мочой из термоса?
ИРЖИ. Из сифона.
АЛИЦИЯ. А тебе бы понравилось, если бы с тобой сделали то же самое?
ИРЖИ. А они со мной и делают то же самое. Всю жизнь. Разве ты не понимаешь? Это государство каждый день мочится на нас из сотен сифонов. А мы стоим все мокрые, терпим и говорим, что идет дождь, и что когда-нибудь, может быть, появится солнце. Ты видела, какие глаза были у судьи? Они у нее совсем запали.
АЛИЦИЯ. Не запали.
ИРЖИ. Нет? А как тогда?
АЛИЦИЯ. Они у нее были полны сочувствия.
ИРЖИ. Этого я не заметил.
АЛИЦИЯ. У всех там были такие глаза. Когда ты закончил это свое представление, на сотую долю секунды все затихло.
Иржи наслаждается.
Как после взрыва. И в этот момент я посмотрела кругом, на этих залитых мочой людей. Я ожидала увидеть ненависть или шок, но увидела глаза, полные сочувствия. Они жалели меня, потому что видели, что я с тобой.
ИРЖИ. Ты не должна к ним серьезно относиться. Это же не нормальные женщины. Это судьи. Заседатели.
АЛИЦИЯ. Не хочу, чтобы меня жалели потому, что я с тобой.
ИРЖИ. Тебе за меня стыдно, котик?
АЛИЦИЯ. Сегодня мне впервые было за тебя стыдно.
Входит Петр.
ПЕТР. Я слышал шум. И подумал, не могу ли я чем-нибудь помочь.
ИРЖИ. Не сегодня. У нас был суд…
ПЕТР. Вы выиграли?
ИРЖИ. Как посмотреть. Я выиграл.
АЛИЦИЯ. Знаешь, что сделал наш победитель? Встал и победно облил весь суд собственной мочой из термоса.
ИРЖИ. Из сифона.
АЛИЦИЯ. Я думала, что от стыда провалюсь сквозь землю! Все так хорошо одеты, секретарь, на стенах дубовые панели… Я просто чувствовала присутствие закона…
ИРЖИ. Присутствие чего?
АЛИЦИЯ. И тут он встает и вытаскивает из сумки это поливальное приспособление.
ПЕТР. Многие на такое просто не способны.
ИРЖИ. В этом нет ничего особенного. Немного мочи, баллончик с газом, горстка отчаяния.
АЛИЦИЯ. Ясно. Вы, мужики, всегда заодно.
ИРЖИ. Котик надеялся, что я выиграю суд.
АЛИЦИЯ. Я думала, что ты будешь бороться…
ИРЖИ. А я и боролся. Это я тебе как раз и пытаюсь объяснить.
АЛИЦИЯ. Надо было юриста нанять. Подготовиться. Но единственное, что ты подготовил, было это…
ИРЖИ. Я атаковал из засады. Как партизан. (Петру.) Ты способен удержать женщину?
ПЕТР. Я однажды пытался. Не сумел.
ИРЖИ. Я как-то начал книгу писать.
АЛИЦИЯ. Мне ты этого не говорил.
ИРЖИ. Она бы тебе не понравилась. Записки старого партизана. Там, правда, и сюжета особенного не было. Пожалуй, просто список такой. «Что делать, чтобы удержать женщину». Пятьсот страниц или около того. Я закончил на двенадцатой странице. Ты творчеством занимаешься?
ПЕТР. Нет.
ИРЖИ. Молодец. Главный рецепт, как удержать женщину, должен заключаться в том, что надо быть в оппозиции по отношению к государству. Но сейчас он уже не срабатывает. В этом-то и разница по сравнению с коммунизмом. Уже никто не станет восхищаться нами потому, что мы находимся в оппозиции. Поэтому котик от меня уходит. Что в определенном смысле означает конец и для тебя.
ПЕТР. Но вы были хорошей парой.
ИРЖИ. Спасибо. Я положил на алтарь наших отношений собственную наготу. Моя сексуальная жизнь – спутник, который вращается вокруг меня и от меня не зависит. Но вот что важно. Моей девочке не должно быть за меня стыдно. Я помню времена, когда женщинам не было стыдно за нас. Дела наши обстояли не лучшим образом, но женщины нами восхищались. Они как маяки в любой ситуации стояли за нас.
АЛИЦИЯ. Какие маяки?
ИРЖИ. Такие маяки, как на островах в Греции. Не знаю, как они называются. Мы там однажды наткнулись на замечательного рыбака, у него глаза были, как у Петра… (Не выдерживает.) Котик, черт возьми! Тебе было плохо со мной?
АЛИЦИЯ. Мне было замечательно.
ИРЖИ. Вот видишь. Раньше бы девчонка не наплевала на тебя только потому, что у тебя что-то не получилось. Говорят, разница в том, что сейчас больше машин или что можно путешествовать куда хочешь, но главное – наши страдания уже не восхищают и не вдохновляют женщин. Может быть, мы потому и были в оппозиции, что это нравилось женщинам. Трудно отделить одно от другого. Но нам как-то так казалось, что Бог на нашей стороне. Может быть, мы перепутали расположение женщин с Божьим благословением, но я тут ничего плохого не вижу. Ищущий человек имеет на это право. В любом случае, самое трудное оставаться самим собой, хоть это и не нравится женщинам.
Алиция уходит. Иржи устало встает.
ПЕТР. Те двенадцать страниц. Они еще у вас?
ИРЖИ. Какие двенадцать страниц?
ПЕТР. Как удержать женщину.
ИРЖИ. Я образно говорил. У меня только пара заметок. Остаток допиши сам. (Передает Петру блокнот и уходит, потом возвращается.) И привет отцу. Он отличный мужик.
ПЕТР. Вы с ним знакомы?
ИРЖИ. У него такие же глаза, как у тебя. Он однажды заходил. Тебя дома не было. Котику как раз захотелось… ну… это неважно. Пока.
Звучит музыка. Петр читает записки Иржи.
Входит Муха.
В руках у него прозрачное надувное кресло.
МУХА. Когда вы меня в лифте везли… мне было видение.
ПЕТР. Это кома. Это не видение.
МУХА. Это было видение. Мне Бог явился.
ПЕТР. Как он выглядел?
МУХА. Как такое большое синее кресло. Он сказал мне: «Ян… – он назвал меня не Мухой или Мушкой, а Яном, – отношения между мужчиной и женщиной – это святое. Я сотворил тебя маленьким человеком, у которого две руки, две ноги, одна голова и куча проблем, но я одарил тебя жаждой чего-то высокого. Чего-то, что выше твоего понимания. Будь открытым».
ПЕТР. А что ты ему на это сказал?
МУХА. Я сказал: «Хорошо, буду открытым».
ПЕТР. А что Бог ответил?
МУХА. Бог сказал: «Я посылаю тебе своего ангела…»