СЕРАФИМ. Посадить дерево.
АНДРЕЙ АНДРЕЕВИЧ. Вот-вот, вы, Серафим, совершенно точно почувствовали.
ГЕОРГИЙ ПАВЛОВИЧ. Так за чем дело стало! Вон у вас под окнами – целый двор пустой, сажай хоть целый огород.
СЕРАФИМ. Лучше сад.
ГЕОРГИЙ ПАВЛОВИЧ. Или рощу. И каждое дерево посвятить какому-то конкретному историческому событию или человеку. Хотя бы вашему отцу… Или вашей Марии.
АНДРЕЙ АНДРЕЕВИЧ. Вы всерьёз думаете, что это возможно?
ГЕОРГИЙ ПАВЛОВИЧ. Почему же нет! Насколько я понимаю, время года сейчас самое подходящее, – теплая осень. Притащим деревья, накопаем ямки, посадим, польём… Народ только рад будет.
АНДРЕЙ АНДРЕЕВИЧ. Но где мы возьмем саженцы?
СЕРАФИМ. На рынке продаются, я видел.
ГЕОРГИЙ ПАВЛОВИЧ (наливает). За успех нашего благородного порыва!
АНДРЕЙ АНДРЕЕВИЧ. Погодите! (Идет в комнату, ищет что-то между ящиками.) Помогите мне!
СЕРАФИМ (идёт следом). Что вы ищете?
АНДРЕЙ АНДРЕЕВИЧ. Топор! Я вчера купил топор, чтобы открывать ящики.
СЕРАФИМ. Этот?
АНДРЕЙ АНДРЕЕВИЧ. Да! Помогите мне. Кажется, здесь.

Освобождают и вытаскивают на свободное место один из ящиков. АНДРЕЙ АНДРЕЕВИЧ отрывает при помощи топора обшивку, ГЕОРГИЙ ПАВЛОВИЧ и СЕРАФИМ помогают ему.

Вот! Нашёл! Испугался, что не вспомню, где. Это… Завтра мы с вами будем сажать деревья, а сегодня… Серафим, я хочу просить вас молиться в этом доме. Может быть, вам поможет эта икона. (Разворачивает сверток из мягкой ткани.) Она, я думаю, не очень старая, и не очень дорогая, но очень любимая и изрядно намытарилась по свету. У отца перед ней всегда горела лампада.
СЕРАФИМ (бережно берет икону, целует). Андрей Андреевич, вы даже не представляете, какой это образ.
АНДРЕЙ АНДРЕЕВИЧ. Какой?
СЕРАФИМ. «Умиление».

СЕРАФИМ идёт в «свою» комнату, АНДРЕЙ АНДРЕЕВИЧ смотрит через открытую дверь, как он ставит икону на подоконник и опускается на колени. ГЕОРГИЙ ПАВЛОВИЧ идёт на кухню, пьёт водку и вдруг сильно поёт:

ГЕОРГИЙ ПАВЛОВИЧ. Чёрный ворон, что ты вьёшься
Над моею головой,
Ты добычи не добьёшься,
Чёрный ворон, я не твой!..

АНДРЕЙ АНДРЕЕВИЧ закрывает за СЕРАФИМОМ дверь.

________________________________
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ.

Та же квартира два дня спустя. Те же ящики и коробки, но нет прежней безысходности, чувствуется некоторое желание порядка: на стене часы, на окне шторы, а соломенные фигурки стоят, как на выставке.
АНДРЕЙ АНДРЕЕВИЧ хлопочет на кухне. Звонок в дверь – пришёл ГЕОРГИЙ ПАВЛОВИЧ.

ГЕОРГИЙ ПАВЛОВИЧ. Доброе утро.
АНДРЕЙ АНДРЕЕВИЧ. А, это вы, Георгий Павлович! Припозднились что-то, Серафим давно уже здесь. Проходите, завтракать будем, чай пить. Шампанского не осталось, вчера всё кончили. Как дела, как настроение?
ГЕОРГИЙ ПАВЛОВИЧ. Дела отсутствуют, настроение прекрасное.
АНДРЕЙ АНДРЕЕВИЧ. Какие родились новые прожекты? Знаете, я что подумал: Бог с ним, с соломенным бизнесом, это уж действительно от лукавого, а надо нам капитал собрать, фонд основать – я думаю, очень многие откликнутся, даже из зарубежных русских, и засадить яблонями и вишнями весь город, а? Цветение – это самое поразительное время, начало жизни! В Средней Азии в городах урюк цветёт – тонко, нежно, а в Киеве каштаны, отец рассказывал. Я, правда, сам не видел, но – удивительно! А у нас – яблони. Вы представляете, каждый – каждый! – выходит однажды утром из дому, а там благоуханнейшая белизна и запах счастья – на весь город. Я уж не говорю о практической стороне дела, об урожае.
ГЕОРГИЙ ПАВЛОВИЧ. И правильно, что не говорите, Андрей Андреевич, урожая не будет – оборвут.
АНДРЕЙ АНДРЕЕВИЧ. Да? Ну что ж, пусть едят, лакомятся, подкрепляются витаминами, главное – в радость. Согласны вы быть моим компанейщиком?
ГЕОРГИЙ ПАВЛОВИЧ. Надо подумать.
АНДРЕЙ АНДРЕЕВИЧ. Что тут думать, что думать! Если только думать и ничего не делать, дорожка одна – деградация в виде дистрофии, дистрофии души и тела!
ГЕОРГИЙ ПАВЛОВИЧ. Я говорю о том, что надо взвесить все «за» и «против», предусмотреть все сложности, которые могут возникнуть.
АНДРЕЙ АНДРЕЕВИЧ. Всех не предусмотришь, пусть будет импровизация! Но, по-моему, всё вполне реально и ничего невыполнимого тут нет. Город небольшой, не столица какая-нибудь, разобьём его на квадраты, наметим очерёдность. Вероятно, кое-где придётся подвезти хорошей земли. Кстати, нет ли у вас карты города?
ГЕОРГИЙ ПАВЛОВИЧ. Карту найти не проблема, а с посадочным материалом, я думаю, возникнут большие сложности. Во сколько вам встали вчерашние саженцы?
АНДРЕЙ АНДРЕЕВИЧ. Эти мы купили на рынке, дороговато, наверное. Но все дело в количестве, которое нам потребуется. А значит, надо подумать, как организовать производство саженцев. Я думаю, в интересах города будет выделить нам небольшой участок, с которого мы начнём наше дело. Кстати, какую-то часть саженцев мы могли бы пустить на продажу, на том же рынке, или открыть небольшой магазин.
ГЕОРГИЙ ПАВЛОВИЧ. Да, да, – это очень важно, чтоб хватило всем по уши. Вы ещё, может быть, не в курсе: очень многие имеют садовые участки…
АНДРЕЙ АНДРЕЕВИЧ. Знаю, это то, что называется дачей.
ГЕОРГИЙ ПАВЛОВИЧ. Ну, дача – это громко сказано. Как правило, пять-шесть соток, которые помогают людям прокормиться, что-то вырастить, какую-то зелень, витамины, что-то запасти на зиму.
АНДРЕЙ АНДРЕЕВИЧ. Вот видите! Значит, на наши саженцы будет спрос, остаётся позаботиться о качестве.
ГЕОРГИЙ ПАВЛОВИЧ. Спрос – не то слово, с руками оторвут, потому что в саженцах сейчас действительно очень большая нужда.
АНДРЕЙ АНДРЕЕВИЧ. А вы говорите, думать, – тут только успевай поворачиваться. Хотя я, признаться, не заметил на рынке большого ажиотажа, а разного садового товара там достаточно много.
ГЕОРГИЙ ПАВЛОВИЧ. Это – только от стеснённости в средствах, только от нашей разнесчастной бедности. Всё-таки, уровень жизни у нас не высок, и пока даже не начал подниматься. Хотя статистики говорят об обратном, нам все больше внушают стабилизацию… Но статистика не тётка…
АНДРЕЙ АНДРЕЕВИЧ. У нас будут невысокие цены. А при хороших пожертвованиях от богатых людей и вовсе символические.
ГЕОРГИЙ ПАВЛОВИЧ. Я бы даже просто так раздавал. Я бы даже уже сейчас начал. А что, будь у меня средства – было бы абсолютно не жаль потратить их на такое исключительно доброе дело. В конце концов, если есть саженцы, они должны быть посажены и расти, и неважно, где.
АНДРЕЙ АНДРЕЕВИЧ. А у вас, я вижу, большая потребность в благотворительности.
ГЕОРГИЙ ПАВЛОВИЧ. Очень большая! Такая, что будь у меня средства – их давно бы не было. Впрочем, их и так нет. Но раз уж вы сами позвали меня в компанейщики, значит, и я некоторым образом имею право голоса.
АНДРЕЙ АНДРЕЕВИЧ. Разумеется, имеете, я бы даже отдал вам право решающего голоса, а сам готов идти к вам в помощники. Будьте моим шефом, Георгий Павлович, а?
ГЕОРГИЙ ПАВЛОВИЧ. По рукам! Есть такая замечательная русская песня – «Сама садик я садила, сама буду поливать…»
АНДРЕЙ АНДРЕЕВИЧ. Используем для рекламы – очень хорошо! А вы молодец, соображаете. Кстати, шеф, не считаете ли вы, что наш молодой садик надо сегодня ещё разочек полить?
ГЕОРГИЙ ПАВЛОВИЧ. А поливать уже нечего.
АНДРЕЙ АНДРЕЕВИЧ. Я имею в виду те два десятка яблонек, что мы с вами высадили вчера в нашем дворе.
ГЕОРГИЙ ПАВЛОВИЧ. Я тоже их имел в виду, когда говорил о благотворительности. Но иметь в виду – не значит иметь в наличии.
АНДРЕЙ АНДРЕЕВИЧ. Что-то я вас не очень понимаю.
ГЕОРГИЙ ПАВЛОВИЧ. А вы постарайтесь, Андрей Андреевич, хотя бы не сразу, а постепенно… понять, и при этом совершенно не обязательно принимать близко к сердцу…

АНДРЕЙ АНДРЕЕВИЧ долго и внимательно смотрит на ГЕОРГИЯ ПАВЛОВИЧА, потом смотрит в окно и – снова на ГЕОРГИЯ ПАВЛОВИЧА.

АНДРЕЙ АНДРЕЕВИЧ. Что произошло?
ГЕОРГИЙ ПАВЛОВИЧ. Тут, видите ли, трудно дать исчерпывающую информацию, поскольку ничего не известно.
АНДРЕЙ АНДРЕЕВИЧ. Украли?
ГЕОРГИЙ ПАВЛОВИЧ. Такой вариант не исключён… то есть, скорее всего так оно и есть. Вероятно, ночью. Не знаю, Сима первый увидел, а я уже от него…
АНДРЕЙ АНДРЕЕВИЧ. Серафим! Ты видел?
СЕРАФИМ (выходя из комнаты). Видел.
АНДРЕЙ АНДРЕЕВИЧ. Почему не сказал?
СЕРАФИМ. Я сразу молиться пошёл.
АНДРЕЙ АНДРЕЕВИЧ (после паузы). И о чём же ты, Сима, молился?
СЕРАФИМ. Чтоб вы не очень огорчились… Чтоб не сильно.
ГЕОРГИЙ ПАВЛОВИЧ. А знаете, Андрей Андреевич, затея ваша удалась! Я насчёт витаминчиков: они попадут-таки по адресу. А если сложить всю радость, которую испытают люди и дети при виде цветущих этих яблонек, так и выйдет тот самый эффект, о котором вы с такой любовью рассуждали…
АНДРЕЙ АНДРЕЕВИЧ. Серафим.
СЕРАФИМ. А?
АНДРЕЙ АНДРЕЕВИЧ. Иди-ка, сынок, помолись, чтобы я не убил кого.

СЕРАФИМ, согласно кивнув, уходит.

ГЕОРГИЙ ПАВЛОВИЧ. Может, вам водочки принять?
АНДРЕЙ АНДРЕЕВИЧ. Зачем?
ГЕОРГИЙ ПАВЛОВИЧ. Оттягивающий эффект. Закупорка в эмоциях – опасная вещь, надо рассосать.
АНДРЕЙ АНДРЕЕВИЧ. Что рассосать? Какая закупорка? Вы что – совсем уже… ничего не понимаете?
ГЕОРГИЙ ПАВЛОВИЧ. Я-то как раз понимаю, я-то понимаю, только как вам объяснить, не знаю.
АНДРЕЙ АНДРЕЕВИЧ. Что можно сделать?
ГЕОРГИЙ ПАВЛОВИЧ. А что тут сделаешь… Можно, конечно, ещё саженцев привезти, только я закапывать больше не буду – резона нет. Привезти, в кучу свалить и – налетай, ребята, халява плиз.
АНДРЕЙ АНДРЕЕВИЧ. Перестаньте болтать! Вы же всех тут знаете, можно выяснить у соседей, кто это сделал, заставить вернуть. Есть, в конце концов, полиция… милиция, патрули…
ГЕОРГИЙ ПАВЛОВИЧ. Есть, конечно, но я бы не советовал.
АНДРЕЙ АНДРЕЕВИЧ. Это у вас закупорка! В мозгах, в глазах! «Сама садик я садила…» Это же… Это… Вообразить невозможно! Из дома вещи выносят, а у него – закупорка. Идём!
ГЕОРГИЙ ПАВЛОВИЧ. Куда, Андрей Андреевич?
АНДРЕЙ АНДРЕЕВИЧ. Произведём следствие, по всей форме, с протоколом.
ГЕОРГИЙ ПАВЛОВИЧ. Хорошо, согласен. Но с одним условием: когда вас бить будут – на меня не рассчитывайте.
АНДРЕЙ АНДРЕЕВИЧ. Почему?
ГЕОРГИЙ ПАВЛОВИЧ. Очень не люблю битым быть.
АНДРЕЙ АНДРЕЕВИЧ. Почему битым? Мы найдём этих людей, мы сделаем их известными, чтобы они… простыдились!

• « Воскресение
• » А. – ЭТО ДРУГАЯ