Там, в тишине заточенья,
всплывали передо мной
образы этих чудовищ,
представителей обреченного класса,
чья власть мерещилась мне
в виде дурного спектакля,
где происходит глумленье
над человеческой плотью.
До мельчайших деталей
я восстанавливал
весь этот механизм насилий и пыток
и в то же время
в себе самом находил
жестокость и злобу.
Я выступал не столько
против тогдашних властителей,
уже обреченных историей,
готовых в нервном отчаянье
увлечь за собой в могилу
весь французский народ, –
сколько против себя самого!
В этом мире преступников
я из своей души
выкапывал зерна преступности,
их скрупулезно исследовал,
желая тем самым
постичь существо эпохи,
в которую я живу.
Я сам был пропитан насквозь
подлостъю и злодейством,
которыми я наделял
придуманных мной великанов,
и потому был готов,
чтобы меня самого
скрутили и «обработали».
И я намерен теперь
подвергнуться истязаньям
вот этой самой красотки, –
(указывает на Корде, которую выводят на авансцену)
которая здесь стоит
с плетью, зажатой в руке,
чтобы и я получил
заслуженное возмездье,
в то время как я с тобой
разглагольствую о революции.

Сестры ведут Шарлотту Корде на авансцену. Де Сад протягивает Шарлотте плетку, снимает с себя рубашку и подставляет ей спину, продолжая стоять лицом к зрителям.
Шарлотта стоит позади. Пациенты медленно приближаются. Дамы Кульмье на трибуне в нетерпении вытягивают шеи.

Сначала я в революции
видел возможность
великого отмщенья,
священную оргию мести,
которая превосходит
самые жуткие сны.

Корде медленно замахивается и опускает плеть на спину де Сада.
Де Сад корчится от боли.

Ну, а потом,
когда я стал заседать в трибуналах…

Удар плетью. Де Сад хрипит.

…не в качестве подсудимого,
как это было прежде,
но в грозной роли судьи, —
я понял, что не могу
людей приговаривать к смерти…

Удар плетью.

Я делал все для того, чтоб их выручить:
пытался одних оправдать,
другим — смягчить наказание…
Я видел, что не способен к убийству…

Удар плетью. Де Сад астматически стонет.

…хотя это было,
пожалуй, последней возможностью
проявить свое «я».
Но теперь…

Удар плетью. Стон.

…меня воротит
от этой возможности.

Корде, запыхавшись, опускает плоть.

Так что сегодня, Марат…

Удар плетью. Де Сад задыхается.

Я вижу, к чему ведет твоя революция…

Выбившись из сил, Корде опускает плеть. Обе сестры подходят к ней и отталкивают назад. Она повинуется, волоча за собой плеть.

(Не вставая с колен, продолжает.)

Она ведет к обезличиванию
отдельного человека,
к утрате возможности
самостоятельно мыслить,
к пагубной беззащитности
перед лицом государства,
которое, будучи
бесконечно далеким
от нужд и забот человека,
становится недоступным
для чьей-либо критики.
Вот почему я
навсегда отошел
от идей революции,
замкнулся в самом себе.
Отныне я не хочу
никому подчиняться!
II если действительно
я осужден на гибель,
я все же еще надеюсь
кое-что сохранить —
хотя бы свою независимость!
Отныне я — лишь наблюдатель.
Я навсегда решил
наблюдать и не вмешиваться
во что бы то ни было,
видеть
и, размышляя над виденным,
уйти навсегда в тишину.
(Задыхаясь, умолкает.)

В глубине сцены молитвенные песнопения.

И пусть, когда я исчезну,
от меня на земле не останется
даже следа… Тем лучше!
(Берет в руки, рубашку, медленно надевает ее
и под молитвенные песнопения возвращается
к своему стулу.)

22. «Бедный Марат, ты гоним я оплеван…»

М а р а т
(скрючившись и наклонившись вперед)

Симона, Симона!
(Смотрит невидящим взглядом.)
Отчего вдруг так стало томно?
Смени мне повязку!
Укрой меня теплым платком!
Сам не пойму — холодно мне или жарко…

Симона, склонившись над Маратом, стоит, готовая выполнить любое его приказание. Она кладет руку Марату на лоб, меняет ему повязку и простыню, обмахивает платком.

Симона,
сходи, позови рассыльного Басса!
Я продиктую ему
свое воззвание к нации!

Симона в отчаянии трясет головой и рукой зажимает свой рот.

Симона, где мои записи?
Я их только что видел!
Отчего так темно?!

Симона подвигает ему доску, на которой лежат бумаги.

С и м о н а
Да вот они здесь, твои записи!
Не волнуйся, Жан-Поль!..

М а р а т

Где перо? Где чернила?

Си м о н а
(указывает на перо и чернильницу)
Да вот же твое перо,
а вот и чернильница.
Все на обычном месте.
Это, наверно, от облака
сделалось так темно
или от дыма:
сейчас там сжигают трупы.

Музыка подчеркивает ее слова. Четверо певцов выходят вперед.

Ч е т в е р о п е вц о в
(поют)

Бедный Марат, ты гоним и оплеван,
Номер газеты твоей конфискован.
Покуда ты пишешь свой манифест,
снова тебе угрожает арест!
Бедный Марат, при чадящей лампаде!
Передохни! Оторвись от тетради.
Мы тебе верим, и ты нам поверь:
дом твой обложен ищейками. В дверь
скоро ударит приклад альгвазила.
Ну, а за этим — тюрьма и могила…

Х о р и ч ет в е р о п е в ц о в

Марат! Революцию нашу изгадили!
Марат! Мы с врагами своими не сладили!
Марат! Мы, как прежде, живем в угнетении!
К чертовой матери долготерпение!

Музыкальный финал.

23. Второй разговор между Шарлоттой Корде и Дюпре

Сестры и Дюпре готовят Шарлотту к выходу. Общими усилиями они ставят ее на ноги. Сестры приводит в порядок ее платье и надевают на нее шляпу. Глашатай выходит вперед и трижды стучит посохом об пол.

Г л а ш а т а й
(издав на свирели несколько звуков)

Да… Происходят ужасные вещи…
Только не все так темно и зловеще:
в мире не только страданье и кровь,
но и добро, красота и любовь.
В мире не только миллионы казненных,
но и миллионы счастливых влюбленных,
в мире – не только разбой и пожар,
но и веселье гуляющих пар.
Тик что давайте, забыв про пожары,
взглянем на эту влюбленную пару.

Сестры выводят Корде на авансцену. Дюпре обнимает Шарлотту за талию.

(Посохом указывает на них.)
Видите — с пышной прической девица…
(Указывает.)
Очень изящна… Чуть-чуть бледнолица…
(Указывает.)
Глазки слезинками увлажнены…
(Указывает.)
Губки, что твой лепесточек, нежны…
(Укалывает.)
Ротик ее улыбается сладко…
(Указывает.)
Словом — типичная аристократка…
Ну, а скажите, чем плох ухажер?
(Указывает на Дюпре.)

Дюпре поднимает ногу Шарлотты и целует ей туфлю, затем
осыпает поцелуями ногу. Корде отталкивает его.

Сдержанность жестов… Потупленный взор…

Шарлотта резко отталкивает Дюпре. Потеряв равновесие, он падает, неуклюже шлепнувшись задом об пол, но тут же поднимается и встает в комическую позу влюбленного. Корде презрительно отворачивается.

Правда, сегодня он несколько мрачен,
ибо безумною страстью охвачен.
(Касается посохом его груди.)
Ладно… Пускай поворкуют, как голуби.
Время придет, и отрубят им головы.
Вслед за невестой пойдет и жених…
Ну, а покамест послушаем их.

В музыке — тема Корде. Шарлотта, забыв текст, ждет сказки.

(Суфлирует.)
О, золотая пора…

Ко р д е
(в стиле арии)
О, золотая пора, — ты настанешь!
Человек будет жить в согласье
с самим собой
и с себе подобными…

Дюпре осыпает ее руки и плечи поцелуями.

Д ю п р е
(гладя ее волосы, поет в стиле арии)

О, я верую твердо:
на земле воцарится
справедливый общественный отрой,
при котором
человек сможет пользоваться
ин-ди-ви-ду-аль-ной сво-бо-до-ой,
(снова тянет руку к Шарлотте, та отбивается)
любя своего ближнего,
как самого себя.
(Пытается поцеловать Корде в губы, она увертывается.)

К о р д е
(поет)

В этом обществе равенство
будет означать
равное право для каждого
действовать по своему усмотре-е-е-ни-ю-ю!

Д ю п р е
(сладострастно прижавшись к Шарлотте;
Глашатай подпевает ему)

Я уповаю,
я верую,
что различие между людьми,
созданное природой…

Корде отпрянула назад и вырвалась из его рук.
Дюпре скачет за ней, продолжая свою арию.

…будет уравнено
высшим установленьем,
так что…
(почти бездыханно)
так что…

Одна из сестер возвращает Корде на авансцену и ставит в героическую позу.

…при всем различии в психике
и в физи-и-чес-ких ка-а-а-чествах
люди придут к единству
и к общественному согласью…
(Облегченно вздыхает и, подобно Шарлотте,
становится в соответствующую позу,
таи что финал выглядит вполне пристойно.)
24. Эта ходячая ложь…

Марат выпрямляется. Сестры уводят Шарлотту. Дюпре следует за ней.

М а р а т

Эта ходячая ложь
об идеальном обществе!
Неужто и в самом деле
богач добровольно
откажется от богатства?
Если сегодня
воздействие обстоятельств
заставляет имущих
идти на иные уступки,
то здесь в основе
тот же корыстный расчет:
отделаться жалким грошиком,
чтоб сохранить миллионы!
Кругом, например, говорят
о предстоящем увеличении
наработка рабочих.
В чем же тут дело?

Несколько пациентов поднимаются со своих мест и, прислушиваясь,
медленно приближаются к середине сцены.

А в том,
что, повышая заработок,
предприниматель рассчитывает
удвоить, утроить выработку
и тем самым
удвоить, утроить своп доходы.
Нет, не надейтесь, друзья,
что вы достигнете цели
без применения силы!

Корде, вытянувшись, лежит на эстраде. Дюпре склоняется над ней.

Не поддавайтесь обману!
Если им даже удастся,
задушив революцию,
добиться подъема хозяйства
и вам покажется,
что вы стали жить лучше,
потому что нужду
искусно замаскируют,
добавив немного денег
к вашему жалованью,
так что вы сможете даже
позволить себе купить
кое-какой товарец,
и вы начнете верить,
что благосостояние
уже у ваших дверей, —
знайте, что вас
по-прежнему надувают
опытные обманщики,
те, кто богаче
в тысячу раз, чем вы…

Пациенты и четверо певцов медленно приближаются к аван­сцене.

Не верьте своим хозяевам,
когда они вас начнут
похлопывать по плечу
и внушать вам,
что больше нет никаких оснований
для классовой розни.

Кульмье беспокойно оглядывается по сторонам.

Если вы им поверите,

• « АХ, ЭТОТ НЕТЛЕННЫЙ ВИШНЁВЫЙ САД!
• » КОЛДОВКА