Елена Новикова

Пьеса в одном действии

Действующие лица:

Эмма Рик
Александр Энглер
Лора Энглер
Бен Энглер, отец Лоры
Джулиус Энглер, дядя Лоры
Лея Леви – тетка Александра
Ева – невеста Александра
Марк – отец Лидии
Феликс Рик, муж Эммы
Джинни, подруга Эммы
Первый официант
Второй официант

Картина первая

Богатый район Тель-Авива. Роскошно обставленная гостиная. Ковры, картины на стенах, много подсвечников, статуэток. Комната освещена витражными яркими бра. На журнальном столике – крохотная елочка с крохотными лампочками. На столе – бутылка шампанского, тортик, вазочка с фруктами. На стенах – часы. Без пятнадцати двенадцать.
Входит Эмма в длинном бархатном платье, на голове – стильная шляпка, на ногах – туфли на шпильках, на шее и запястьях – украшения. Она держит в руках горжетку из чернобурки и бежевую накидку, отороченную мехом рыжей лисицы – и по очереди примеряет их.
Звонит телефон. Эмма быстро берет трубку.

ЭММА (с волнением и радостным удивлением). Алло? (Слышен треск, какие-то щелчки, затем короткие гудки. Эмма недоуменно пожимает плечами, подходит к окну, чуть приоткрывает его – шум дождя слышен так, что лопаются барабанные перепонки. Закрывает окно. Идет к шкафу, кладет горжетку, достает боа из белого меха. И черную шляпку меняет на белую, маленькую.
Подходит к столу, берет рюмку, смотрит сквозь нее на свет, достает салфетку и оттирает пятнышко. Ставит на место, оценивающе осматривает стол.)

Господи, все есть. Все готово. Другим хозяйкам именно этих последних минут не хватает… А у меня… (вздыхает). Только для кого все старания? Кто оценит?… (Поправляет цветы в вазе, зажигает свечи в подсвечниках. Смотрит на часы.) Без одиннадцати. Пусть бы спички, что ли, у соседей кончились… Или соль. Или бездомный постучал в дверь… (Вздыхает почти бесшумно, словно находится в веселой компании и хочет скрыть от окружающих тяжесть вздоха). И почему именно мне повезло родиться в новогоднюю ночь? Одинокому человеку это совсем ни к чему… (Кружится, подняв руки, как если бы танцевала с очень высоким кавалером. Делает книксен).
Хорошо мужчинам… Для них все эти даты, символы, памятные знаки – пустой звук. (Подходит к окну. Слышны мощные раскаты грома, комнату освещает яркая молния. Дверь открывается, на пороге Александр, но Эмма его не замечает). Перестала Стена Плача исполнять мои желания. Может, Он там, наверху, считает их мелкими и не стоящими внимания? Интересно, о чем другие молятся… Или я Ему просто надоела: из года в год прошу одно и то же – встретить этот день с близким человеком. И где он? Ау!!!
Одна… Роскошный дом, роскошный стол, роскошная дама… (Игриво). Чуть в возрасте, не без того. Чуть не в себе: вслух разговаривает. (Вздыхает.) Ну вот, дожила… Уже и кокетничаю сама с собою… И никого рядом. Хоть мебель грызи от одиночества… Я, кажется, согласна, чтобы вор ко мне сейчас залез. Или даже…
АЛЕКСАНДР (тихо). …убийца?
ЭММА (с легким смешком). Кому я нужна?
АЛЕКСАНДР (кашлянув). Это как сказать…
ЭММА (охнув, оборачивается, но быстро берет себя в руки. Строго.) Так… Вы кто?
АЛЕКСАНДР (улыбаясь). Я стучал, но…
ЭММА (хватает со стола нож, принимает угрожающую позу). Как вы посмели? Вон отсюда! (С мольбой и ужасом). Еще шаг, – и я вызываю полицию! (Хватает телефонную трубку).
АЛЕКСАНДР (спокойно, голосом доброго дядюшки). Во-первых, в такую ночь никто к вам не поедет. Кому охота мокнуть под дождем из-за… дамочки, которой все равно – вы же сама сказали – никто не хватится? Во-вторых, это – рыбный нож, а я – мясной. И в-третьих… Дверь входную закрывать надо! Хотя бы по ночам… (Мнется на пороге с вопросительно-просительным выражением на лице). Ладно. (Вздыхает). Воля ваша… (выходит).
Эмма бежит к двери и с шумом закрывает ее. Прикладывает ухо к двери. Через некоторое время, облегченно вздыхая, возвращается. Смотрит на часы.
ЭММА. Без шести! (Хватает телефонную трубку, начинает набирать номер. Затем с прижатой к уху трубкой подходит к двери и жалобно просит в замочную скважину). Идите, пожалуйста, своей дорогой… (Прислушивается. С облегчением). Кажется…
Глухой голос Александра: «Не тешьте себя иллюзиями. Куда я в такую ночь пойду? Так и буду здесь мокнуть, голодный, несчастный… Насморк заработаю… Может и пострашнее что-нибудь… Найдут меня утром, окостеневшего, скрюченного… А вы идите, идите себе, пейте шампанское, пирожные ешьте и просите, умоляйте Бога послать вам близкого человека под новый год…»
ЭММА (тихо). Как в воду глядит… (В замочную скважину). Просто не знаю, что делать…
АЛЕКСАНДР. Уже без двух минут полночь. Испортите себе праздник. Да и день рождения, кстати… Ну же! Решайтесь!
ЭММА (про себя). Сама накликала… Хотела на старости лет начать новую жизнь… В последний раз, может быть… (Открывает дверь.) Черт с вами, что будет, то будет. Входите! И быстро к столу!
С ликующим “Браво!” входит Александр.
ЭММА. М-да… (С отвращением осматривает его). Днем такого встретишь – за семь верст обойдешь, а я ночью в дом впускаю… (Принюхивается.) Вы, простите, когда мылись в последний раз? От вашей одежды – еще раз пардон – попахивает… свалкой.
АЛЕКСАНДР (виновато кивая). И вам так показалось?
ЭММА. Ффу-у… (зажимает нос) А-ну, марш в ванную, господин… Сильвестр. Воду сейчас налью, помоетесь, тогда поговорим.
АЛЕКСАНДР. Но ведь… еще не високосный год… А я привык мыться по високосным…
ЭММА. Оно и видно!
АЛЕКСАНДР (пристыженно). Ладно. Ваша взяла. Виноват. Ругайте меня! Гоните в ванную… Выбора нет… Придется подчиниться… А ведь через несколько секунд наступит новое тысячелетие… (Жалобно). Может, врежем по шампанскому, если, конечно, повод кажется вам достойным?..
Эмма смотрит на часы, охнув, хватает бутылку, но гость опережает ее, с шумом открывает шампанское, наполняет два фужера. Протягивает ей.
АЛЕКСАНДР. За вас!
ЭММА. Ну, а я… за вас, господин Сильвестр. (Чокаются). Заешьте шампанское кусочком шоколада – и вон отсюда! Я все принесу. Полотенце, халат, одежду. А это (киваем на лохмотья) – в мешок и – за дверь. Простите за прямоту, но вы самый дурно одетый и дурно пахнущий кавалер из всех, с кем мне доводилось встречать Новый Год…
АЛЕКСАНДР. А вы – самая роскошная в череде моих дам…
ЭММА. И длинная череда?
АЛЕКСАНДР. Не очень. Вы (считает по пальцам) – седьмая.
ЭММА. У моего мужа в ваши годы было семьдесят семь… Слушайте, нет сил терпеть…
АЛЕКСАНДР (улыбаясь). Понял. Исчезаю…
ЭММА. Да, вот еще что. Когда вам в последний раз подавали в ванну кофе с коньяком и горьким шоколадом?
АЛЕКСАНДР. Мм-м…
ЭММА. То-то. А если вы меня стесняетесь, то это глупо. Во-первых, я вам в матери гожусь. А во-вторых – там столько пены! (Александр, улыбаясь, смотрит на нее.) Краснеры вам, конечно, дверь не открыли? (Она кивает в сторону соседей слева). И Брокманы на порог не пустили? (Он недоуменно смотрит на нее.) Те, угловой красный дом, собаки огромные…
АЛЕКСАНДР (кивнув после паузы). Не пустили.
ЭММА (торжествующе). Так и думала! (Выходит. Александр осматривает комнату, довольно мурлыча что-то себе под нос. Входит Эмма.) Ну-с, еще минута – и ванна будет готова. Будьте любезны проследовать за мной.
АЛЕКСАНДР (покорно бредет за ней, не отрывая взгляда от праздничного стола). Какие умопомрачительные запахи!
ЭММА (строго). Обещаю, что это от вас никуда не уйдет.

Картина вторая

Комната в обычной квартире, которая могла бы находиться в любой стране, в любом городе и хозяевами которой могут быть люди любого достатка.
В кресле «калачиком» свернулась Ева. Марк ходит по комнате из угла в угол, поминутно то гася сигарету, то снова разжигая и чертыхаясь при этом.

МАРК (сердито). Ну что ты прилипла к этому креслу? Пошла бы, развлеклась… Мы
в молодости на танцы бегали, в кино, в походы ходили… А ты? Ведь молодая…
ЕВА (тусклым голосом). Ты так думаешь? А вот мне кажется, что второе столетие живу… Что воля, что неволя – все равно…
МАРК. И из-за кого? (Плюет). Из-за лоботряса этого… А он, между прочим, там наверняка времени даром не теряет…
ЕВА. Я согласна, чтобы он перетрахал всех балерин Метрополитен Опера, – только бы скорее вернулся…
МАРК. Кошмар… И при этом ребенке в нашем доме слово “дура” боялись произнести?
ЕВА (безжизненно). Лучше бы вы о своей нравственности больше заботились…
МАРК. У нас с нравственностью проблем не было. В отличие от твоего… избранника.
ЕВА (чуть живее и громче). В самом деле? А кто письмо его спрятал? И, главное, зачем? Думаешь, удастся разлучить нас? Да я только с ним поняла, что никого до сих пор не любила. Он – моя первая и единственная настоящая любовь! (Кричит!) Он – мой будущий муж и отец моих будущих детей! И мне наплевать, нравится тебе это или нет! Понял!
МАРК. Этого не будет! Я не дам тебе погубить свою жизнь!
ЕВА. Это я не дам тебе превратить меня во вторую маму. Она жила, по-твоему? Это ты называешь жизнью?
МАРК. Ты просто завидуешь ей. Ты вспомни мать. Вспомни, какие у нее руки были! Как у девочки шестнадцатилетней! Какое у нее лицо! Ни морщинки… А у тебя! Не обижайся! Этот компьютер, это курево бесконечное, эта еда впопыхах… В тридцать будешь выглядеть, как старуха.
ЕВА. Я столько и не собираюсь жить. Мне бы еще лет пять – но так, чтобы все, все иметь, все, что только пожелаю!
МАРК. А то ты, бедненькая, голодаешь у нас, в рванье ходишь, взаперти сидишь…
ЕВА. Да кто это сейчас в старье ходит? Кто голодает? И кто это дома сидит? (Распрямляется в кресле). Посмотри вокруг! А вот мама, хоть ты и трясся над ней, – весь свой век, как птичка в клетке, протомилась. Ты и меня хочешь запереть?
МАРК. Погоди, ты еще вспомнишь нас, когда замуж выскочишь! Локти будешь кусать – да не достанешь…
ЕВА (со вздохом). Понять не могу, чем он так тебе не нравится. Парень замечательный! Умница. Вежливый. Сам говорил… Всегда «Здравствуйте». Всегда – «Будьте добры»…

• « Минуты тишины
• » Плач клоунов